Три комнаты под березой - Ирина Игоревна Седова
Он думал, что сейчас будут слезы и истерика — но нет, девица улыбнулась и глухо произнесла:
— Ничего не надо, говоришь? Ну так повтори это еще разок. Скажи: «Я возвращаю тебе то, что ты мне сегодня ночью дала. Пусть солнце в небе, трава за окном и земля под травой будут тому свидетели.»
— Я возвращаю тебе то, что ты мне сегодня дала, — повторил Стас насмешливо. — Довольна? А теперь исчезни.
Девчонка засмеялась. И странная перемена произошла с ее лицом. Тени под глазами исчезли, кожа вновь стала гладкой, глаза заблестели… Из постели на прикроватный коврик спрыгнула красавица, а тело Стаса начало стремительно опухать и зудеть, его снова зазнобило и голова закружилась.
Девчонка подошла к двери и громко сказала:
— Извините, но ваш сын отверг мое лечение. Он сказал, что ему от меня ничего не нужно. Я, пожалуй, пойду…
И она действительно ушла. С трудом протянув руку к прикроватному столику, Стас снова потянулся к зеркалу. Но ему можно было туда и не глядеть — что он там увидит, ему уже было понятно.
Когда в комнату вошли мать и хозяйка дома, они застали Стаса откинувшимся на подушки. Он рвал и метал, он стонал. Он верил и не верил в лечебные свойства ведьмовских объятий.
— Что же ты натворил, дурашка! — укоризненно молвила хозяйка дома после того, как он рассказал как было дело. — Ну расписался бы с Леськой в ЗАГСе, ну пожили бы сколько-то, потом разошлись. Зато был бы сейчас жив и здоров.
— Я и так выздоровлю, — упрямо проговорил Стас, хотя при одной мысли о том, что он может остаться таким вот раздувшимся навсегда, его начинали бить корчи. — Через несколько дней опухоль начнет спадать, надо только перетерпеть.
Но хозяйка только покачала головой.
Спустя два часа Стасу стало совсем плохо, и хозяйка снова вызвала Олесю. К тому моменту, когда та пришла, Стас уже был готов на все-все-все. Мать только что в ноги ей не кинулась, обещая любые блага.
— Нет, — сказала девушка, взглянув на Стаса. — Он отверг мое лечение, и я помочь ему не в состоянии. Спасти вашего сына могут только духи, если он обратится к ним сам, но они ничего не делают бесплатно. А вам нечего им предложить.
— Придумай что-нибудь, Лесенька, — заискивающе молвила хозяйка, — смышленый ведь парнишка. Привязалась я к нему: нет у меня своих деток, не послал бог. Уважь меня, старую!
Олеся подумала.
— Только ради тебя, тетя, — наконец сказала она. — Знаю я, какую цену можно предложить духам. Пусть сходят за его отцом, мне нужны оба родителя. А сама выйди…
— В общем, так, — проговорила она, когда вся семья была в сборе. — Поклянитесь, что если лесные духи снимут с вашего сына хворь, вы не только сами не станете вырубать священную рощу, но будете охранять ее от посягательств кого бы то ни было.
— Обещаем, — сказал отец.
— Все трое пообещайте, каждый за себя… Второе — вы полностью подчинитесь моим требованиям и сделаете все как я укажу, каким бы глупым или странным оно вам ни показалось… И прежде всего это касается тебя, упоротый ты наш, — обернулась она к Стасу. — Обряды необходимо исполнять один в один, так, как они совершались нашими предками. Останавливаться на полпути и идти на попятную будет нельзя — духи накажут за то, что их потревожили напрасно. Готовы?
Родители Стаса переглянулись.
— Мы согласны, — сказал отец. — Что надо делать?
Девушка подумала.
— Стас должен все проделать сам, — был ее вердикт. — Он должен встать с постели, одеться и пойти со мной. Пешком. Если вы хотите, вы можете помочь ему преодолеть дорогу до холма. Я пойду впереди, и буду показывать, куда идти. Путь займет два часа. До полуночи еще есть время, и мы как раз успеем… Возьмите с собой еды и питья, я тоже сейчас схожу домой и кое-чего с собой прихвачу. Ждите. И запасайтесь терпением — сегодня оно вам понадобится…
Спустя примерно полчаса странная процессия из юной девицы впереди и трех человек позади (двое вели третьего) двинулась к лесу. Спускались сумерки, но причина, отчего их компанию никто не видел, крылась не в этом — просто на селе сегодня было непривычно пусто. Даже собаки не лаяли и коровы не мычали. Хозяйка перекрестила их на дорогу, но сама не пошла — у нее побаливали ноги, и Олеся велела ей остаться.
Они шли, шли и шли. Сумерки сменились ночью, и ослепительно яркие звезды вспыхнули на темном небе, причиняя глазам почти физическую боль. Светила полная луна, позволяя видеть узкую тропинку, по которой они передвигались, и странные запахи, долетая до ноздрей Стаса, будоражили его воображение. Стиснув зубы, он брел, проклиная свою слабость, заставлявшую его цепляться за руки, поддерживавшие его по бокам, и он молчал, стараясь не стонать, что ему в общем-то удавалось вполне. Дорога между тем сначала шла под гору, затем довелось перейти через два ручья по перекинутым вместо мостиков скользким бревнышкам и повела в гору. А потом Олеся неожиданно сказала:
— Пришли.
Она показала куда-то вбок, и в лунном свете Стас увидел примитивное строение типа избенки с дверью, закрытой на щеколду. Пройдя крошечный тамбур, они очутились в маленьком помещении с печью, столом, широкой лавкой и табуреткой возле стола. Впрочем, такие подробности Стас рассмотрел потом, когда глаза его слегка привыкли и появилось некоторое подобие освещения.
Итак, они зашли. Олеся достала из заплечного мешка свечку, зажгла ее, и, обнаружив на столе нечто вроде подсвечника, вставила туда свечу.
— Садитесь, — сказала она. — Мы пришли слишком рано, и нам придется подождать некоторое время. К тому же надо поесть, и вообще подкрепиться. Доставайте свою снедь…
Она извлекла из шкафчика, висевшего в углу, четыре чашки и три тарелки и, поставив их на стол, вынула из своего мешка небольшую котомку, и вытряхнула из нее на стол пять бумажных пакетиков.
— Это твой дом? — спросил отец Стаса, чтобы нарушить молчание.
— Нет, здесь раньше жила баба Лиза. Знахарка. Еще она была что-то вроде шаманки или жрицы. К ней обращались, когда старинные обряды проводить нужно было. Некоторые. Но она умерла годиков пять уже тому как. Мне тогда двенадцать лет было, и я много чего успела у нее перенять.
