Светлые века - Йен Р. Маклауд
Высокие белые дюны машинного льда рождали радуги на фоне утреннего неба. Мои лучшие брюки и темно-синяя куртка вскоре покрылись блестящей пылью. Край Света был ближайшим источником эфира в Лондоне до того, как иссяк во время окончательного расцвета знаменитой выставки в конце Минувшего века. Теперь эфир привозили на баржах и поездах издалека, из мест вроде Брейсбриджа, а машинный лед, соскобленный с тысяч механизмов и машин, сбрасывали сюда со смутной надеждой, что однажды он обеспечит достаточную возвышенность для осушения болот. Здесь, сваленные сверкающими горами, лежали бесполезные отходы всей магии, которую извлекли из земли для использования в гильдейских заклинаниях с Первого индустриального; беловатый налет вокруг глаз спящего, который наконец-то проснулся.
Я немного прогулялся вглубь берега с семьями, приехавшими на пикник. Дорога здесь была на удивление широкой и качественно сделанной, на ней все еще виднелись заросшие сорняками щели мертвых трамвайных линий. Мы образовали достаточно большую толпу, но она была крошечной по сравнению с волнами туристов, которые проносились этим путем через Темзу почти сто лет назад. Затем я повернул на восток. Перелез через сломанный турникет, и вскоре перебранки и громкие возгласы стихли, я остался один. Решил, что никто не станет утруждаться, чтобы пробраться к этим руинам ради нескольких пока еще не разбитых стекол, но стоило одолеть буйные заросли кукушечьей крапивы и увидеть главный павильон, как я ахнул от изумления. На миг перед моим мысленным взором предстало огромное стеклянное здание, новенькое и безупречное, переливающееся, словно мыльный пузырь, всеми миллионами своих стеклянных панелей. Выставка на Краю Света, посвященная Предыдущему веку, промелькнула солнечным зайчиком и растаяла, как сон поутру, – и я увидел павильон таким, каким он был теперь; огромное скопище разномастных балок, сходящихся под безумными углами, и оконных рам, в которых притаились осколки звездной тьмы.
Эстрады с обрушившимися крышами. Указатели: «Тропическое крыло», «Покой гильдмастера», «Спа-комнаты», «Вечный двигатель». Огромные, странные растения одичали и размножились, неподвластные ни одной гильдии; листья всевозможных расцветок и форм тянулись вверх. Затем я увидел нечто еще более странное: участки ландшафта присмирели и превратились в свежевспаханные грядки и ящики с рассадой. Старый киоск продавца мороженого кто-то приспособил под бочку с компостом. Здесь тоже были предупреждающие надписи. Кто-то намалевал красным «НЕ ВХОДИТЬ», и я почувствовал знакомое причудливое сопротивление. Это, несомненно, было то самое место, о котором мне рассказала мистрис Саммертон, хотя ее инструкции казались расплывчатыми на грани полной невнятицы. Нырнув под старую подпорку для вьющихся растений, я угодил в гремящую паутину из консервных банок. После этого меня не беспокоило ничего, кроме пения птиц и аромата растущей зелени. А потом я ее нашел: мистрис Саммертон, аккуратная, сухонькая, с непокрытой головой, этакое ожившее крошечное пугало, возилась среди растений под защитными колпаками-клошами и грядок с молодой порослью.
– Роберт… – она медленно выпрямилась, засовывая лопату в карман фартука и направляясь ко мне. – Извини за банки. Это не Редхаус. В Лондоне есть дети, банды. Приходится соблюдать осторожность. Благоразумие…
Я посмотрел в ее проницательные карие глаза в сетке морщин.
– Но здесь так тихо.
Мистрис Саммертон усмехнулась.
– А почему, по-твоему, я выбрала это место?
Ее рука, тонкая, теплая и слегка дрожащая, повела меня между рядами саженцев. Дальше росли цветы оттенков и форм, каких не увидишь у цветочниц с Докси-стрит. Они были похожи на грозовые тучи и источали густой мускусный аромат, от которого мне хотелось смеяться и чихать одновременно, их сердцевины были наполнены дивосветными тычинками, похожими на разряды молний. Даже в начале сезона ряды были изумительными и пышными. Цветы размером с обеденную тарелку, с листьями, покрытыми серебристым пушком, покачивались в лучах солнца над нашими головами. Как ни крути, Край Света на пике славы был известен своими садами. Все, что сделала мистрис Саммертон – перепахала почву, подрезала и удобрила одичавшие кусты, собрала семенные коробочки. Как и огромные стеклянные руины слева от нас, эта оранжерея в некотором смысле хотела вернуться к жизни. Мистрис Саммертон сорвала черный кукушечий сорняк и скомкала его голыми руками. Без очков, в рваной одежде и с волосами, похожими на серебристый пух, эта маленькая и смуглая женщина выглядела странно; очаровательная квинтэссенция тени, неизбежно сопровождающей свет.
Она повела меня к своему жилищу. Оно походило на домик лесника, но не настоящий, а с иллюстрации в сборнике сказок – с окнами из бутылочно-зеленых стеклянных дисков в свинцовой оправе и замысловато изукрашенными карнизами. Очевидно, это когда-то была часть выставки, быть может площадка для детских игр, но теперь к двери было пришпилено некое официальное уведомление с пронумерованными абзацами и оттиском печати: крест и буква «П». Внутри царил полумрак и сладко пахло табаком и садовым суглинком. Я наблюдал, как она доставала с узких полок котелок для заварки и чашки, нюхала жестянки с чаем, выискивая лучший, а потом прогревала маленький примус.
У меня пересохло во рту. Пришло время для очевидного вопроса.
– Вы все еще видитесь с Аннализой?
Мистрис Саммертон нащупала в карманах трубку.
– Да… – Впечатляющие клубы дыма. Долгая пауза. Она растворилась в крошечной комнате и вновь обрела плотность. – Она иногда навещает меня, хотя, конечно, ей приходится соблюдать осторожность… – Пых. Пых. – На самом деле, в последний раз она приходила не так давно. Если мне не изменяет память, около двух сменниц назад, в самом начале весны.
– Я встретил ее…
– Да, ты говорил. – Опять поплыл дым из трубки. – Аннализа рассказывала. В Большом Вестминстерском парке, на ярмарке Середины лета… – Еще одна долгая пауза. Крышка на котелке начала негромко дребезжать. – Конечно, – продолжила мистрис Саммертон, наливая мне чай, – у нее своя жизнь. Я даже не уверена, что она приветствует мое присутствие в Лондоне – вероятно, не больше, чем приветствовала бы твое, если бы знала, что ты все еще здесь.
– А с чего бы мне уезжать?
– Кстати, надеюсь, тебе нравится чай. Одно из моих немногочисленных излишеств. Лучший зеленый из Катая. Почти можно почувствовать запах гор, ощутить далекие чары, правда?
Я пригубил горячую ароматную жидкость из тонкой, как яичная скорлупа, чашки, которая обожгла мне пальцы.
– Я держался от нее подальше, если вы на это намекаете. Но с чего бы мне ее
