Светлые века - Йен Р. Маклауд
– Не переживайте… – Надзирательница Нортовер сочувственно смотрела, как я сгорбился, задыхаясь, во дворе. – Так часто бывает с посетителями в первый раз. Раньше я пыталась предупреждать, но разве в такое поверишь? – Она погладила меня по спине. – Принести вам воды? Уверена, у нас в офисе найдется что-нибудь покрепче.
Выпрямившись, я покачал головой.
– Ну, как пожелаете. Придете снова? И обязательно распишитесь в гостевой книге…
Лондонская жизнь продолжалась. По Чипсайду шествовали с песнями мальчики и мужчины в нелепых белых тогах. Над Шип-стрит поднимался вонючий дым из труб фабрики, производившей «Универсальный бальзам Макколла», покрывавшийся пылью в витрине почти каждой лондонской аптеки. Я больше не был сборщиком арендной платы, и Блиссенхок подыскал мне достаточно оплачиваемой работы, чтобы я не умер от голода. В те трудные времена протест был одной из немногих растущих отраслей экономики.
Вскоре после визита в Сент-Блейтс весной 99 года случился пятисменник, когда я отправился на один из импровизированных рынков, которые в свойственной лондонцам необъяснимой манере собирались лагерем из фургонов и тележек на илистых приливных отмелях за Истерли. Здесь, за Гринвичем, варили кровь, разделывали туши, делали клей. Выбираясь из последнего трамвая и выискивая путь между кучами костей, я почти затосковал по вони «Универсального бальзама Макколла», а потом мне в лицо повеяло смрадом с реки.
Я нашел свободное место и кусок мешковины, разложил на растрескавшейся грязи оставшиеся экземпляры «Новой зари» с прошлой сменницы – на третьей странице разместилась бессвязная статья о выборе между физической и моральной силой. Добавил несколько брошюр. «Свобода от Гильдий» и «Грехи денег», но сегодня желающих не было. Прохожие покачивали головами, бросали неодобрительные взгляды. В иные дни люди собирались, разговаривали и спорили. Но большинство лондонцев по-прежнему считали, что подобные мне – агитаторы, нарушители спокойствия, социалисты, антигильдейцы, как они нас называли, – были причиной локаутов и стремительного роста цен, а не ответом на них. Я мог бы втянуть кого-то в долгий и нудный разговор и донести свою мысль, но побывал в достаточном количестве драк. Поэтому, придавив свои бумаги камнями, я побрел среди фургонов и палаток, собравшихся под сенью небесного подбрюшья. Продавались мешки и одеяла. Штуковины, сплетенные из обрывков веревок и кусочков кожи. Старые семейные фотографии, плавающие в океанах сырости, пыли и плесени. Болекамни, которые все еще дарили толику облегчения. Жестянки из-под нюхательного табака с полностью стертой эмалью. Украденные носовые платки, по-прежнему прилетавшие из Норт-Сентрала многоцветным дождем.
Я впал в оцепенение, время как будто остановилось. Мне всегда нравились рынки, и этот напомнил об утраченном шестисменнике в Брейсбридже; о том, как я бродил среди прилавков под таким же пасмурным небом в день похорон матери, и рядом шла мистрис Саммертон, а навесы хлопали на ветру, и шелестели сухие цветы. Я почти не удивился, когда поднял глаза и увидел крошечную женщину в очках и старом кожаном пальто, которая незамеченной двигалась среди толпившихся оборванцев. Казалось совершенно правильным, что она появилась здесь, как и в тот далекий день в Брейсбридже, по-прежнему замаскированная при помощи шарфа и перчаток, широкополой парусиновой шляпы и очков. Происходящее выглядело таким естественным и безобидным, что мистрис Саммертон почти успела повернуться и сгинуть с глаз долой, прежде чем я встряхнулся, прогоняя грезы.
– Подождите!
Я протолкался сквозь толпу. Возможно, мне померещилось… Но стоило обогнуть фургон, и я снова увидел мистрис Саммертон, которая трогала серые кусочки кружева, срезанные какой-то гильдейкой со своих платьев и приколотые к накрытым газетой подушкам.
– Это вы!
Она повернулась и одарила меня слабой улыбкой. Я почувствовал настороженность в линзах ее очков под сенью шляпы, хотя старушка как будто не удивилась, увидев меня. И сперва мне показалось, что она и впрямь ничуть не изменилась с тех пор, как мы гуляли по рынку, не так уж сильно отличающемуся от этого; к ее лацкану был приколот засушенный цветок, а прекрасно сшитые ботинки без единого пятнышка выделялись на фоне грязи.
– Итак… Роберт… – Зато голос звучал слабее. – Теперь ты живешь в Лондоне?
– А вы?
– Достаточно близко. Прямо за рекой, на Краю Света. Не нужно на меня так смотреть. Это правда – я пришла сюда за семенами… Видимо, в какой-то момент отвлеклась.
Теперь я был намного выше ростом, а она казалась едва заметной в толпе, в своем длинном пальто и шляпе. Если на нас и посматривали, пока мы шли бок о бок, то взгляды предназначались мне. «Гребаный мизер будет нам указывать, что делать…» И Край Света – с его руинами и белыми холмами – в то время значил для меня так же мало, как, вероятно, значила моя жизнь, полная доставок и собраний, для мистрис Саммертон. Было трудно подыскать тему для разговора. Возможно, мы отдалились друг от друга. Скорее всего, размышлял я, мы никогда не были близки. В конце концов, как мы могли сблизиться? С прошлым по-другому и не бывает. Наконец-то похлопав тебя по плечу, оно оказывается совсем не таким, как ты о нем думал.
Прилив возвращался. Рыночные торговцы уходили, вытаскивая свои фургоны из грязи. Я спас газеты. Когда госпожа Саммертон их увидела, ее лицо сделалось отстраненным, удивленным. Я последовал за ней через редеющий рынок к разрушенному сараю, за которым нашлось кое-что необычное.
– Это ваше?!
«Этим» был небольшой автомобиль. С открытым верхом, из лакированного эбенового дерева и со стальной отделкой; прекрасная черная драгоценность. Его приводили в действие не пар и не уголь, а какой-то летучий химикат со странным запахом, такие машины были достаточно распространенным зрелищем в некоторых частях Норт-Сентрала, но едва ли в этих краях. Она погладила его панели руками в перчатках, затем потянула за ручку дверь, похожую на крыло, и забралась внутрь. Двигатель зарычал, ожил. Машина тронулась с места.
Я крикнул:
– Но вы мне так и не сказали!
Двигатель заглох. Она повернулась ко мне.
– Что не сказала?
– Вы обещали, что объясните. Помните? В тот последний раз, когда я вас видел. Когда мы гуляли по берегу Уити…
Мистрис Саммертон неслышно вздохнула, поглаживая руль своей машинки. Стало темнее. Я почти не мог разглядеть ее лица, не считая блестящих стекол очков. «Роберт, почему бы нам не оставить прошлое там, где ему самое место, и не сосредоточиться на грядущем?»
Не помню, что я сказал потом. Наверное, сбивчиво поведал свою историю, начиная с бегства в
