Жестокие всходы - Тимофей Николайцев
В прочих гнездах творилось то же самое. Торчали вразнобой из всклокоченных подстилок лапки и клювы. Похоже, что после вчерашнего пожара в городе больше не осталось птиц. Ни единой живой птахи…
Луций сполз по стене и нащупал ногой подоконник. Было слышно, как заскрипев, отворилась дверь внизу. Надомник Орох вышел — позёвывая и шумно почесываясь. Одно из перьев, всё ещё падающих — спланировало ему на темя и запуталось в волосах. Орох недоуменно покрутил головой, словно пытаясь спросонья высмотреть, что же с этим утром не так. Пошерудил пятернёй в волосах, мимоходом стряхнув перо, поковырял в ухе длинным, причудливо кривым мизинцем. Потом, так и не поняв, в чём же дело — пошлёпал за угол, к дровянику.
Глава 13 (постыдная, как утренний позор…)
Вот так и бывает — один дурень поскалил на других зубы, да их и лишился!
Сам Луций-то знал — не худо быть зубоскалом, худо вовремя остановиться не уметь…
Орох — не умел. Собравшись выпить поутру чарку-другую, он не утерпел и опять прилюдно пустился в рассказы о сгоревшем обозе при Мясницкой Усадьбе. Большой глупости в этом, вроде бы, и не было — где же ещё не поперемывать косточки Волопайским жирнопузым скупердяям, как не в кабаке на Ремесленном квартале?
Однако глупостью было то, что чарка-другая повторилась и на следующий день, когда ремесленный люд о странном этом Пожаре уже поговорил-поговорил… подуспокоился, поухмылялся, да плюнул. Волопайка Волопайкой, а жизнь-то — дальше идёт, работать надо. По утрам за чаркой сидят лишь те, чья жизнь так и так уже остановилась.
Полно народу с утра набилось в кабак, и лица у всех были угрюмы и злы… Легкомысленный дядька Орох значения этому не придал, что его и сгубило. Когда дошло дело до тычков в грудь, да схватили его за ворот — людей ремесленных в кабаке оказалось мало. А желающих заступиться за своего и подраться с обездомевшими мясниками всерьёз — и того меньше.
Распалив друг друга, толпа в расстёганных войлочных телогрейках повыскакивала со своих мест, роняя скамейки, и ринулась со всех сторон на Ороха… немало этим удивленного. Он и понять ничего не успел, а плюхи уже летели.
«Меня-то — за что?..» — так думал Орох, пока его валили на пол и дубасили ногами, одышливо хрипя в тесноте.
В общем, побили Ороха, и сильно побили.
Лежал он теперь в своей каморке — кашлял, держась за бок, сплевывал бурую от крови мокроту в поганое ведро у изголовья.
— Хорошо хоть так… — говорила ему тётка Хана, туго перетягивая грудь полотенцами. — Хорошо, что только ребра пересчитали, могли ведь и до смерти… Ох, что делается…
Кашлял Орох много и натужно, узлы полотенец то и дело расходились.
Господин Шпигель — домовладелец, лишившийся работника — ходил мрачнее тучи. И тетка, дабы его умаслить — взяла, да и продала Луция в постыдное домашнее рабство. В любой иной день он только бы ухмыльнулся в ответ, да тут его и видели. Однако именно сегодня — на улицу совсем не тянуло. Слишком уж недавно терзал его обморочный страх перед отцом Брюноногого, слишком свежи были воспоминания, как Вартан сучит ногами, расталкивая пыль… Всякий раз, когда проходила под окнами шумная компания, или звенел копытами жандармский разъезд, Луций вздрагивал и оглядывался испуганно.
Так что, сегодня Луций предпочёл с тёткой не спорить — не стоит ему пока Волопайским глаза мозолить. Он же не безмозглый дядька Орох, чтобы переть на рожон.
На кухне хозяйской половины — и впрямь казалось спокойнее всего.
Луцию нечасто приходилось бывать в этой части дома, и он зашмыгал было глазами туда-сюда, в поисках чего-нибудь, что лежало плохо… Но на кухне ничего, кроме немытых котлов и дровяных щепок, не нашлось. Господин Шпигель, видимо, был даже скупее, чем думал о нём Луций, и все продукты отпускал кухарке самолично. Да и под кухаркиным присмотром в наглую шарить по закуткам оказалось не так-то просто.
Ещё на кухню то и дело забегал коротышка Марк, сынок господина Шпигеля. Этакий шустрый пузырёк… животик на паучьих ножках. Чего ему тут надо, Луций так и не понял. Следить за ним коротышка вроде бы не пытался — без всякой цели забегал-выбегал, то и дело толкаясь мягким боком под локоть. Один раз Луций не выдержал и смачно залепил коротышке по толстому заду.
Тот недоуменно шарахнулся, но не сказал ничего… и жаловаться тоже не побежал. Для этаких мягких полушарий это было, наверное, что маменькин ласковый шлепок. Кулак утонул в его ягодице, будто в воздушном шарике. Луций сплюнул и брезгливо ополоснул руку в посудном котле, где грелась вода. Очень кстати вспомнился Кривощёкий Эрвин — такой податливый, хотя и костлявый… вот кому всегда было приятно залепить леща по уху!
Доходный дом господина Шпигеля среди прочих городских зданий был возраста почтенного, если не сказать — преклонного… Второй-третий этажи надстраивались позднее, и под их весом первый этаж давным-давно присел, погрузился в землю — так, что и кухня, и прачечная оказались наполовину в подвале. Окна вроде и прорублены были высоко, под самым потолком, но выглядывая в них, Луций видел только булыжное поле мостовой — оно начиналось прямо на уровне глаз, а потому казалось бескрайним… да изредка появлялись в поле зрения стёртые бабки лошадей и тележные ободья.
Всё прочее время мостовая пустовала. Ветра не было, и не летела пыль… только ворсинки сухой травы, стиснутой боками булыжников, чуть заметно шевелились.
Это однообразная картина успела насмерть опостылеть Луцию, пока накалялась печь и грелась вода в котле. С виду выполняя поручение, а на самом деле притихнув в уголке подальше от глаз, он сидел рядом с прокопчённым медным боком и слушал глухое сипение всплывающих в котле пузырей… поминутно охаживая себя по рукам и шее. Те уже сплошь были покрыты волдырями от комариных укусов.
Комары — напрочь всех одолели. Луций только диву давался, как быстро они расплодились в отсутствие птиц. Только вчера ведь был город, как город. А сегодня с утра — комариная столовая. Даже в зарослях ивняка на дне оврага, и то их, кажется, бывало меньше.
Вода, наконец, нагрелась, и котел-предатель зашумел на всю кухню. Под окрики кухарки Луций опрокинул его в чан, где ещё с вечера мокли кастрюли и сковороды. Потом щедро насыпал туда соды — так, что горячая вода аж запузырилась… На дне и
