Замечательный предел - Макс Фрай
Ший Корай Аранах с Лестер Ханой сразу протиснулись к задней площадке вагона и удачно устроились возле окна, они оба любят смотреть, как убегают вдаль рельсы, деревья, улицы и дома. Стояли, прижатые друг к другу толпой пассажиров, и молчали о том, о чём вслух говорить не следует, но помолчать-то можно – вместе, так близко, вдвоём.
Я никогда тебя не расспрашивал, – думал Ший Корай Аранах, – где и кем ты была прежде, чем появилась в Лейне, откуда ты такая взялась. Старался даже не строить предположений, чтобы нечаянно не угадать.
За это спасибо, – думала Лестер Хана. – Но кое-что ты всё равно уже знаешь. Ничего не поделаешь, нельзя заставить себя не знать.
Можно знать, но не формулировать, – думал Ший Корай Аранах. – Вот я и не формулирую. Просто рад, что ты есть у меня, у всех нас.
– И у себя, – сказала вслух Лестер Хана.
– Это да, – улыбнулся Ший Корай Аранах. И подумал (потому что не мог об этом не думать): – Извини, дорогая, но я теперь знаю, что это ты мёртвого Туро Шаруми Коту спасла. Когда Нхэрка рассказывал, как после смерти вспомнил себя и родился в Хой-Броххе, я слушал его так внимательно, что увидел, кто нёс его на руках.
Я и правда немного ему помогла, – думала Лестер Хана. – Вашим людям не стоит рождаться в низших мирах. Это нарушает естественный ход вещей и гармонию общего замысла. А он чёрт знает куда в беспамятстве мог забрести.
Я довольно долго живу на свете, – думал Ший Корай Аранах. – Но ещё никогда, ни разу не молчал о настолько сложных вещах.
Наоборот, это очень простые вещи, – думала Лестер Хана. – Когда человек умирает слабым, растерянным, утратившим то, что считал собой, ему только и нужно, чтобы кто-нибудь сильный, добрый и любящий его обнял, успокоил, утешил и унёс на руках домой. Известная во многих культурах формула «любовь сильнее смерти» означает примерно вот это. А не что с тем, кого как следует любят, никогда не случится беды.
Никогда не смотрел на смерть с такой точки зрения, – думал Ший Корай Аранах.
Конечно, – думала Лестер Хана. – Ты житель Сообщества Девяноста Иллюзий, уж вы-то умеете умирать. Но ты прочитал много книг из других реальностей, примерно представляешь, какие там люди. Беспомощные как младенцы. Они и с жизнью-то не справляются, им в смерти не устоять. А живое сознание – драгоценность. Оно не должно угаснуть. Приходится помогать.
Если бы благодарность была материей, – думал Ший Корай Аранах, – из моей штук восемь новых Вселенных можно бы было создать. За то, что ты для Туро Шаруми Коты сделала. За то, что всё в мире вот так устроено. Что смерть добра к слабым и помощь всегда приходит. И что я теперь могу это знать.
Если на то пошло, ты шикарно отблагодарил меня, пригласив пожить рядом с вами, – думала Лестер Хана. – Не знаю, как ты это устроил; спорим, ты сам тоже толком не знаешь. Но именно сила твоего желания спасти всех, кто потерялся в потусторонних реальностях, помогла мне овеществиться и сюда привела. Отлично у нас с тобой получилось. Мне знаешь как нравится? У-у-у! Описать невозможно! Нужно вечность пробыть бестелесным духом, чтобы мой восторг целиком разделить.
А ничего, что ты больше не возишься с мёртвыми? Не носишь их на руках? – осторожно подумал Ший Корай Аранах. Он вообще не был уверен, что всё правильно понял в этом мысленном диалоге, но чувствовал, что переспрашивать вслух совершенно точно нельзя. – Они же не остались без помощи? Ты же такая там не одна?
Не беспокойся, – подумала Лестер Хана. – Таких как я всегда ровно столько, сколько должно быть. Если я здесь, значит, так теперь надо. Кто-то должен ваших Ловцов домой приводить.
– Приморская гавань. Конечная, – объявил водитель трамвая.
Лестер Хана легонько толкнула локтем Ший Корай Аранаха:
– Эй, нам пора выходить.
29-й (обучающий) слой Ясного сновидения Хи
Девчонка, которой недавно исполнился год, генерал Бла Саваши, бывший Ловец книг из Лейна Там Кин, крепко спит и видит удивительный (но для неё совершенно нормальный, он уже не впервые ей снится) сон. В этом сне она выглядит тоже девчонкой, только постарше, лет десяти. И в полевой офицерской форме Великой армии Шигестори, которую там постоянно носил Там Кин. На самом деле в этом сне можно выглядеть как угодно, хоть красавчиком генералом, хоть невидимой тенью, хоть нарядным Ловцом, хоть семиглазым сторуким чудовищем – запросто, не вопрос. Но Там Кин рассудил, что быть девчонкой ему теперь придётся всю жизнь, так что лучше привыкнуть заранее. А военная форма до сих пор помогает ему в любых обстоятельствах оставаться спокойным и собранным (собранной и спокойной). Поэтому вот такой компромисс.
Всё остальное в этом сне вообще никак не выглядит. А если и выглядит, то для его описания нет человеческих слов. Только нечеловеческие, причём на уровне звуков, то есть написать «аааыыыыы», «хххххххаааайу», или даже наскоро выбранное для обозначения неразличимого звука-запинки «њ» – совершенно не вариант. Оно сияет, но при этом не светится. И движется, точнее, не находится в состоянии неподвижности и покоя. Чего-чего, а покоя тут точно нет.
– Что мне сейчас надо делать? – спрашивает девчонка (бывший Там Кин).
– Пока достаточно, что ты здесь находишься и знаешь, кто ты, – отвечает ей голос (или не голос, а невидимое присутствие, или только возможность присутствия). – Не торопись.
– Мне проще, когда есть задача, – говорит девчонка (Там Кин). – Пусть трудная, лишь бы конкретная. Я так устроен, устроена. Решать задачи – мой способ быть.
– На этом этапе твоя задача – в любом сновидении помнить и знать себя. Кто ты, чему здесь учишься, зачем тебе это надо, каким был пройденный путь. А проснувшись, вспомнить, что снилось. Протащить хотя бы часть сновидения в жизнь. Сами по себе сон и явь не имеют большого значения. Но обретают великую ценность, когда удаётся их соединить.
– А что будет, если я однажды не вспомню? – спрашивает девчонка (Там Кин).
– Значит, вернёшься на пересдачу. У студентов нелёгкая жизнь! – смеётся невидимое присутствие. И объясняет, уже серьёзно: – Ничего особенного не будет. Проснёшься
