Дворецкий для монстров - Анастасия Волгина
Она говорила спокойно, будто читала лекцию по ботанике. А у меня в голове звенело. Каждая клетка тела кричала: «БЕГИ!»
— Владимир… вампир? — выдохнул я, вспоминая его бледность и томатный сок, так похожий на кровь.
— В некотором роде. Но он давно перешел на пастеризованное. Этично и без холестерина. Степан — вервольф. Не оборотень, именно вервольф. Разница есть. Маруся… ее природа еще формируется. А я… — она улыбнулась, и в этот миг тень от лианы за ее спиной на мгновение приняла очертания огромной, горбатой старухи с клюкой. — Я ведьма. Из древнего рода. И этот дом, поверьте, одно из самых безопасных мест для такого человека, как вы. Потому что снаружи нас, Геннадий Аркадьевич, гораздо больше, чем вы думаете. И не все они такие… цивилизованные.
Это был перелив. Чаша терпения переполнилась. Рациональное мышление, державшееся из последних сил, сломалось.
— Я… мне нужно… выйти, — просипел я, чувству, как ком подкатывает к горлу. Меня буквально вывернуло из оранжереи. Я не побежал, я ринулся. Ноги несли меня сами по коридорам, мимо удивленного Степана, к парадной двери.
«Надо бежать. Сейчас же. Пока не поздно. Ведьмы. Вампиры. Оборотни. Это не сон. Это не наркотики. Это ад».
Я рванул на себя тяжелую дверь и выскочил в ночь. Пронзительный осенний воздух обжег легкие. Я бежал по гравийной дорожке, не разбирая пути, к воротам, за которыми была нормальная, человеческая Москва.
Ворота были закрыты и выросли до небес обрастая узорами. Я схватился за железные прутья, пытаясь найти засов, замок. Ничего. Они были заперты. Я стал карабкаться. Высоко, но я был в хорошей форме.
И тут я замер. Потому что увидел то, чего не замечал днем. В палисаднике, среди безмолвных статуй, зашевелилась тень, и в ее глубине светились два малиновых огонька. И они были прикованы ко мне.
Сзади послышались шаги. Я обернулся. На пороге дома стояла Маргарита Павловна. Она выглядела скорее, уставшей, чем злой.
— Ворота не откроются, пока они не захотят вас выпустить, — сказала она мягко. — А они, как и дом, чувствуют страх. Вернитесь, Геннадий Аркадьевич. На улице ночь.
— Нет! — срывающимся голосом выдохнул я, отступая от ворот. — Это какой-то бред! Так не бывает!
Маргарита Павловна стояла на пороге, закутавшись в плед. Ее голос был спокоен, почти устал.
— Бывает, Геннадий Аркадьевич. Вы же видели рынок. Видели, как Степан рвал те лианы. Слышали, как зеркала говорят. Ваша реальность — лишь один из этажей этого мира. Под ним есть другие.
— Зачем?! — в голосе слышалась уже не злость, а отчаянная мольба. — Зачем вам я?! Обычный человек! Найдите себе такого же… такого же монстра-дворецкого!
Из темноты за спиной Маргариты Павловны возникла коренастая фигура Степана. Он прорычал, не глядя на меня:
— Обычный? Последний «обычный» сбежал как только с Марусей пообщался. А ты… под стол за невидимкой полез. Как на задание. Ты не обычный. Ты — надежный. Это дороже любой магии.
В этот момент в оконном стекле веранды расплылось знакомое лицо.
— И скучно с тобой не бывает! — донесся голос Васи.
Я медленно, обессиленно сполз с ворот. Дрожь била меня мелкой дрожью. Я прошел мимо них обратно в дом…
Маргарита Павловна мягко закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал как приговор.
— Нам не нужен монстр, Геннадий Аркадьевич, — тихо сказала она. — Нам нужен надежный человек. А вы — самый что ни на есть надежный человек.
Я не ответил. Просто пошел к себе, понимая, что они только что предложили мне не работу, а миссию. И от этого было еще страшнее.
Я поднялся к себе в комнату, не включая свет, и рухнул на кровать. Сердце колотилось где-то в горле. Побег не удался. Правда оказалась чудовищной. Я был в ловушке.
В этот момент в зеркале в углу комнаты, в темноте, на мгновение возникла и тут же исчезла знакомая ухмыляющаяся физиономия.
У меня не было сил даже на испуг. Я лишь тяжело вздохнул, уткнувшись лицом в подушку, и проговорил в ткань, почти не надеясь на ответ:
— Добрый вечер, Вася.
Из темноты донесся тихий, почти сочувствующий голосок:
— Первый шок — самый сильный, служивый. Завтра будет… интереснее.
Я закрыл глаза, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.
— Пленник, — прошептал я в темноту. — Я здесь пленник.
В зеркале что-то дрогнуло. Тень отделилась от стекла и приняла более четкие очертания. Вася сидел, скрестив ноги, прямо в воздухе посреди комнаты, но его голос доносился все так же из зеркала.
— Эх, Геннадий Аркадьевич… Понимаю, ты в шоке. Серьезный такой, армейский мужык, а тут тебе — раз! — и весь твой мир кверху дном. Но слушай старого зеркального троля.
Его голос потерял обычную ехидцу и стал на удивление серьезным.
— Мы не такие, как нас малюют в ваших ужастиках или сказках. Ну, ладно, некоторые — такие, куда деваться. Но большинство… Мы просто другие. С особенностями. Как… ну, как люди в очках — одни близорукие, другие дальнозоркие. Только наши «очки» — это умение в Сумрак нырять, или шерсть отращивать, или со временем договариваться. Мы такие же, как вы. Со своими семьями, счетами за электричество и глупыми ссорами из-за того, чей мандрагор громче кричит.
Я медленно сел на кровати, вглядываясь в его размытые очертания.
— Вампиры… Оборотни… — выдавил я.
— А ты солдат! — парировал Вася. — И что? Всех под одну гребенку? Тот, кто вчера тебя в спину стрелял на учениях, и тот, кто тебя из огня вытаскивал — они одинаковые? Вот и тут так. Владимир Сергеевич, может, и вампир, но он последние пятьдесят лет на диете из томатного сока. А Степан… да, он в полнолуние бегает по лесу, зайцев пугает. Но в остальное время он лучший садовник и водитель в округе. И дом этот — не тюрьма. Он… убежище. От таких же, как ты, охотников за «нечистью». От любопытных. От мира, который не готов принять тех, кто шевелит ушами или разговаривает с растениями.
Он помолчал, давая мне переварить его слова.
— Тебя не взяли в заложники, Геннадий. Тебе предложили
