Головы с плеч - Зои Хана Микута
– Ты так хорошо меня знаешь.
Она подумала: а может ли он действительно хорошо ее знать – теперь?
– Это потому, что ты… можешь? Можешь пойти туда и выжить там?
О, как она была рада тому, что скоро выйдет за него замуж. Она твердо знала, что не любит его, по крайней мере, не так, как он любит ее. Но Хэтти и мечтать не могла о лучшем спутнике жизни. Несмотря на все ее дарования и способности, она ценила интеллект в других.
И поэтому она решила отдать ему эту часть себя. Она хотела увидеть, что этот блестящий ум найдет в ней, как он отреагирует. Хэтти любила смотреть на то, как другие реагируют на нее. Это служило дополнительным подтверждением того, что она действительно здесь.
– Это потому, – ответила Хэтти, – что, когда я находилась в Лабиринте, я нашла для себя новое божество. – Она поправила черный пион в хрустальной вазе, глядя на свои пальцы, касавшиеся тонкого стебелька. Она инстинктивно чувствовала, какое усилие следует приложить для того, чтобы повернуть цветок в нужную сторону, но не сломать его. – Оно обитает там. Обитает повсюду, но особенно любит Лабиринт.
– Вот как? И что же это за божество?
Хэтти – даже в те времена, когда она была маленькой Хэтти – всегда находила Божественное в Тишине. Она подумала, что, возможно, Тишина и была тем самым божеством, которое наблюдало за ней в этом странном лабиринте, расположенном внутри Стен Петры. Просто оно носило другое имя.
– Смерть.
Хэтти, продолжая надавливать на стебелек пиона, ждала ответа; чайная комната представляла собой стеклянный купол, так что все могли видеть их.
«Пусть смотрят, – подумала Хэтти. – Сомневаюсь в том, что кто-нибудь из них когда-нибудь увидит».
– Ну что ж. Даже если так… – ответил Иль-Хён после едва заметной паузы. Газета негромко зашуршала в его левой руке. Он поднял правую руку и прижал ее к сердцу. – Да здравствует Верховная Жрица.
Эти слова были произнесены ласковым тоном. И Хэтти подумала, что его ответ действительно говорит о незаурядном уме.
Глава сорок шестая
Год 0094, Зимний Сезон
В живых остается 987 Святых
Мордекая Чешира терзала головная боль. Ее звали Кэресел Рэббит, и она никак не желала затыкаться.
– …ничего, совершенно ничего не понимаю, – говорила она, то появляясь у него в поле зрения, то исчезая из виду – она уцепилась за открытую дверь соседней камеры и каталась на ней туда-сюда. – У Икки какая-то примитивная цель – не знаю, зачем она устроила эту заваруху, чтобы привлечь к себе внимание или что? А у тебя вообще, по-моему, не было никакой цели. Разве что, может быть, ты хотел посмотреть…
Для Кая, между прочим, это и была цель, хотя сейчас он от всей души сожалел о том, что поддался искушению.
– …если ты не влюблен в нее, конечно.
До этого момента Кай молчал; вообще-то, у него не было возможности даже слово вставить: Кэресел прибежала в подземелье, бросилась в открытую камеру, ее тут же вытошнило в ведро, а потом она начала болтать без передышки. Но сейчас он все-таки сказал. Ему необходимо было это сказать.
– Я не влюблен в Сикл.
Каю нравилась Икка. Ну, по крайней мере, она его развлекала, а он, в свою очередь, развлекал ее; они могли предложить друг другу только это – а разве это менее важно, чем влюбленность? Как можно быть влюбленным в человека, если ты считаешь его скучным? Возможно, было и что-то еще, некое чувство привязанности, менее эгоистичное – нет, нет. Это была очень долгая неделя. Кай просто фантазировал насчет доброты, насчет добрых ведьм. В реальности Икка очень быстро утратила свой шарм.
Кэресел поведала ему последние новости о темной ведьме: она научилась вселяться в сознание других существ. Размазывалась по Святым, как чернильное пятно, расползающееся по воде.
Проклятье. Она все-таки была интересной.
– Я не влюблен в Сикл, – повторил Кай, и это заставило Каро прекратить болтовню. Она бесцеремонно отбросила занимавшие ее мысли и, проехавшись на двери, заглянула сквозь решетку в камеру Кая.
– Она много обо мне рассказывала?
– Это зависит от точки зрения. Откуда мне знать?
– О, да ты у нас философ! – воскликнула Кэресел таким тоном, как будто это открытие привело ее в восторг. Она очень походила на птиц, которыми командовала: постоянно дергалась, не могла ни минуты посидеть спокойно, смотрела на него пристальным, безумным взглядом – а может, это было следствие бессонницы или тошноты. – Ты плохо обо мне думаешь?
«Да», – следовало ему сказать, чтобы головная боль прекратилась. Но вместо этого Кай ответил:
– Я тебя не знаю.
– Это означает «нет»?
– Это означает, что я еще не составил мнения о тебе, – ответил он, поскольку ее явно интересовала не лесть, а правда. Каю уже чертовски надоело льстить.
– А об Икке ты плохо думаешь?
– Нет.
– Значит, она лгала тебе, по крайней мере частично.
– Она не стала бы давать себе труд лгать. – У Кая пересохло в горле, и он сглотнул. – Она совершала плохие поступки. Я не думаю о ней плохо.
Ему показалось, что Каро обдумывает его слова; потом она удовлетворенно кивнула.
– А почему нет?
Он пожал плечами и прижался виском к холодной металлической решетке, испещренной рунами.
– Не знаю, как это объяснить. Просто не думаю о ней плохо, и все. Отвращение – это не та эмоция, которую я обычно испытываю, размышляя о ней.
Ведьма-ворона медленно моргнула своими черными глазами, потом улыбнулась.
– Вот почему ты ей нравишься, – наконец произнесла Кэресел. Видимо, она некоторое время сражалась с этой мыслью у себя в голове, и улыбка ее стала более расслабленной, более искренней. Теперь… теперь она была жестокой.
– Потому что я размышляю о ней? – Кай не видел смысла это скрывать.
– Потому что ты выражаешься поэтическим языком.
– Ты очень любезна.
Кэресел взглянула на свои ногти – ломаные, хотя у нее были изящные кисти и тонкие пальцы. Где-то в коридоре вода капала на камень; звук был негромким, но разносился по всей темнице.
– А что ты видишь в королеве?
Ему даже не нужно было обдумывать ответ.
– Неслыханное могущество и невероятный контроль над собой. В теле женщины с равнодушным лицом, которая прекрасно знает, на что она способна.
Кэресел визгливо
