Орден Сияющих - Анна Коэн
Алевтина с удивительной легкостью повернула массивное тело на бок и поднесла лампадку ближе. Геммам пришлось сделать шаг вперед, чтобы внимательно рассмотреть то, на что она указывала.
Среди противно выступивших вен и следов рыбьих зубов на коже виднелись какие-то странные пузыри и точки. Октав что-то промычал в платок.
– Верно, – кивнула коронер, – похоже на кислотный ожог. И такой прихотливой формы, будто в человека плеснули… – она снова перевернула труп, демонстрируя такой же след, – несколько раз. И обратите внимание на эти отверстия. – Она легонько ткнула острием ножниц в маленькие точки. – Я сталкивалась с подобным, напоминает удар шилом. Правда, я никогда не видела, чтобы шило втыкали двадцать раз под одним и тем же углом… – Алевтина задумчиво возвела глаза к потолку. – Похоже на бандитскую расправу, но пока не уверена.
Потом перевела взгляд на лица геммов и захихикала:
– Ой, да вы ж зеленые уже! Идите пока, прогуляйтесь, я пока еще в них покопаюсь. – С этими словами она извлекла из саквояжа нечто, похожее на пилу. – Может, еще чего найду.
Условившись встретиться через три часа на приметном мосту неподалеку, геммы с облегчением выскочили из жуткого подвала. По сравнению с ним в мертвецкой сыскного управления царила настоящая благодать.
Октав в одиночку сходил к врачу и вернулся со списком свидетельниц. Судя по его довольному виду, он высказал грубияну все, что о нем думал.
– Ты что, – подозрительно протянул Лес и указал себе на глаз, – прищучил его, что ли, турмалином?
– Да нет, – пожал плечами Октав, а Норма почувствовала, как дернулась завеса: врет.
Он быстро сменил тему:
– Надеюсь, Алевтина Кондратьевна не забыла свой хронограф и не потеряет счет минутам.
Время до встречи решили провести с пользой.
Лес нелепо и несмешно подшучивал над Октавом, пока они приближались к первому публичному дому. Норма не утерпела и сурово напомнила ему, что они все еще на службе, на что брат назвал ее занудой. Лазурит еле держала себя в руках. Она подозревала, что все так и будет, с момента, как им сообщили о месте расследования, и старалась не подавать вида, как смущает ее все вокруг – и репутация Касторы, и нравы местных жителей, и необходимость бывать в подобных местах. Но она каждый раз напоминала себе, что сыскарь не должен бояться грязи. Ведь иначе как делать свое дело? Но беспечность Леса выбивала ее из колеи.
Увешанное фонарями двухэтажное здание было аляповато украшено лепниной, изображавшей огромные фрукты. Геммов крайне неохотно пропустили внутрь.
Обратная сторона блестящей жизни касторских куртизанок оказалась совсем не такой пикантной и интригующей – к полудню местные работницы только-только начали просыпаться. Кто-то лениво завтракал, раскинувшись на бархатном диванчике, кто страдал с похмелья, кто накручивал папильотки, обильно смачивая волосы пивом прямо из кружки. Три девицы в застиранных чепцах играли в карты, громко шлепая засаленными листками о стол и ругаясь. Вид у всех был настолько затрапезный и откровенно озлобленный, что игривое настроение Леса сдулось, точно бычий пузырь. Заметив сыскных, некоторые девицы засобирались и покинули залу. Осталась только парочка из тех, что были в списке.
Октав уступил Норме право провести опрос. Однако, несмотря на откровенность свидетельниц, тот почти ничего не дал. Ну, видели чего-то. Ну, бесформенное какое-то. Ну, у реки, – а на этом все. Мелькнуло и пропало.
Второй дом терпимости оказался копией первого – там их встретили так же и отвечали теми же словами. Норма зашла с другой стороны и описала приметы погибших мужчин. Одна из девушек узнала постоянного клиента, но на вопрос, кто мог желать ему смерти, только плечиком дернула:
– Да кому он нужен! Платил исправно, и ладно. Мож, грабануть его хотели, а так…
Зато в третьем доме им улыбнулась удача. Тамошние снегурки выглядели чуть более опрятными, хотя, возможно, у них было больше времени, чтобы привести себя в порядок.
Работницы опознали всех троих, причем наперебой перечисляли заметные черты. Норма все записывала в блокнот.
– Припомните, пожалуйста, может, вы слышали… были ли у них долги? – спросила она, задумчиво постукивая карандашом по скуле.
– Да вы что, – усмехнулась миниатюрная блондинка и запахнулась плотнее в кружевной халатик. – Панкрат Пантелеймоныч должников не держит. А это ходоки, там все на мази… Ай!
Старшая товарка стукнула ее кулаком по макушке:
– Ишь растрепалась, пустоголовая! Поди к себе, – прошипела она.
Блондинка выбежала, сердито поджав губы.
Дальше отвечала только старшая, но ничего ценного она не сообщила.
Уже покинув третий дом, геммы вдруг услышали громкий шепот:
– Господа, господа!
Обернувшись, они увидели ту самую блондинку. Она махала им из приоткрытого окна первого этажа. Сыскные подошли ближе.
– Вы только смерти троих господ расследуете? – округлила девица и без того большие голубые глаза. – Ну, тех, про которых спрашивали.
– А что, – нахмурилась Норма, вновь вынимая из-за пазухи блокнот, – был кто-то еще?
Блондинка мелко покивала.
– И много! Десятки. Только когда это девица из продажных, там никто не разбирается. Если найдут – сразу в землю закапывают, – шепотом поделилась она. Глаза подернулись пеленой влаги. – У нас это быстро делается, без оглядки. Все думают, раз пропащие, так и пускай совсем пропадают. Но вы-то! – Она потянулась и цепко схватила Норму за запястье. – Вы, барышня, нас не оставьте, прошу! Иначе перемрем.
Норме пришлось пообещать, что она не упустит такую деталь и сделает все возможное. Слегка успокоенная, блондинка закрыла окно и задернула тяжелые портьеры.
Примолкшие геммы отошли подальше и прислонились к каменному парапету. За их спинами бурлила коричневыми водами речка Касторка. Фундук поставил на бордюр передние лапищи и сосредоточенно нюхал воздух, шевеля длинными усами.
– Значит, Панкрат Пантелеймоныч, – процедил мрачно Лестер.
– Удары шилом, – добавил Октав.
– И искаженная статистика, – приподняла блокнот Норма. Настроение совершенно испортилось. – Похоже, здесь крепко замешано «Колесо». А монстр может быть как выдумкой испуганных пьяниц, так и простым падальщиком, разожравшимся на жертвах бандитов.
Октав щелкнул крышкой золотого хронографа:
– Как бы то ни было, нам пора воссоединиться с Алевтиной Кондратьевной. Ее наблюдения могут дать еще больше зацепок.
Втроем они зашагали к условленному месту.
Город постепенно просыпался: открывались лавки, по углам потихоньку разыгрывались музыканты. Жители Касторы выбирались на улицы и негромко переговаривались, вальяжно засунув руки в карманы. Для фонарей и факелов было еще слишком рано, и город по-прежнему казался неприветливым и угрюмым.
