Орден Сияющих - Анна Коэн
– Ваше Преосвященство, – поприветствовал его Октав. – Прибыли на ваш зов.
Лазурит воткнул последний факел с дрожащим пламенем в кольцо на покосившихся воротах и окинул их внимательным взглядом. Норма прикинула, что на вид ему около пятидесяти лет, значит, он мог принадлежать только к первому поколению геммов, как и глава Ордена Сияющих.
– Можете называть меня братом Пименом, – наконец произнес он густым, низким, но в то же время успокаивающим голосом. – Прошу, пройдемте за мной.
Фундук, протрусив вперед, тут же обнюхал нового знакомого, за что был неспешно поглажен между ушей. Ласку зверь принял.
Епископ пригласил путников в свой крохотный дом на территории храма, кошкана Лес отвел на сеновал. Туда же отправился и кучер.
Вскоре отряд столичного сыска устроился за столом, а брат Пимен угостил их чаем со зверобоем и уже холодными вареными яйцами.
– Малолюдно здесь как-то, – неловко начал беседу Лес. – Неужто не нашлось места получше?
Норме стало за него стыдно, но ее мучил тот же вопрос.
Однако епископ нисколько не обиделся.
– Кастора – город слабых духом, – пожал плечами он. – На земле не может не быть такого места, но самое горестное, что прежде здесь же стоял благословенный град Мерчуг, уничтоженный в Страшную Годину. Город стоит на сети путей, а потому отстроили его заново, но под новым именем. И поселились здесь другие люди, полностью изменив облик его… Уверен, то, что сейчас мучает Кастору, связано с этими переменами. Пропащая земля, пропащие люди. Для этого здесь нужен я, для того прибыли и вы… К слову, как вас величать? Инквизиторы али нет, не пойму.
– Сыскные мы, – пояснил Лес, ловко очищая очередное яйцо. – Дело ваше будем распутывать. Да вы не бойтесь, мы и не с таким справлялись, – «ободрил» он Пимена. – Нам бы только знать, с чего начать.
Епископ улыбнулся в длинные с проседью усы.
– Начните с того, что выспитесь с дороги. На свежую голову дела спорятся. С утра поезжайте в лазарет, там доктор покажет вам кадавры жертв и даст адреса свидетельниц. Имейте в виду, гулящие они, так что отправиться придется в неприятные места.
Лес ухмыльнулся, за что Норма хорошенько пнула его под столом. Вот уж чего не хотелось, так это раз за разом отцеплять брата от девиц, чувствуя себя при этом заполошной наседкой.
Алевтина тем временем, по-прежнему бережно прижимая к груди бутыль спиртуса, прошлась по тесной комнатке. Ее внимание привлек окованный сундучок с поблескивающими в нем инструментами.
– О, вы занимаетесь акушерством? – удивилась она, тронув пальцем неизвестного назначения предмет, больше напоминавший щипцы для углей. – Роды принимаете?
– Случается, – степенно кивнул Пимен. – Ко мне обращаются в последний момент, я и не могу отказать. Пришлось освоить эту науку.
– А почему не в лазарет? – Алевтина Кондратьевна сдвинула тонкие бровки.
– Так помереть боятся, – развел руками священник.
Норма сделала мысленную отметку о сомнительном профессионализме местных лекарей и переглянулась с остальными.
На ночлег епископ устроил их в просторном бревенчатом бараке, названном им приютом. На первый взгляд тот показался почти пустым, но, присмотревшись, Норма заметила двух девушек в дальнем углу. Одна вскинулась на шум, задрожала всем телом. Лицо у нее было в кровоподтеках, рот разбит. Вторая поначалу и не шелохнулась, но стоило им приготовиться ко сну, как раздался младенческий рев – и вторая девушка стала укачивать младенца. Он то унимался, то вновь начинал плакать. Норма никогда не слышала этого звука, но теперь признала, что нет ничего хуже и тревожнее. Лес, плюнув, ушел на сеновал к Фундуку, и она впервые позавидовала такой возможности. А им лишь оставалось ворочаться на узких койках, то погружаясь в беспокойную дрему, то пробуждаясь от нового взрыва детского писка.
– Вот поэтому я и не собираюсь замуж, – простонала Алевтина утром, потирая затекшую шею.
Разбитые и с ноющими после долгой дороги и жестких тюфяков спинами, они получили благословение от епископа Пимена и отправились в лазарет.
Несмотря на высокое солнце, город и не собирался просыпаться. Лазарет, впрочем, тоже – лекари ходили снулые, между собой и с отрядом общались через губу. Главный их оказался под стать – внешне ухоженный и даже нарядный, говорил доктор так невнятно и монотонно, что казалось, ему на все в этом мире наплевать. Особенно на пациентов, жмущихся по грязным лавкам, – на тех он и вовсе не смотрел. К тому же от его одежды за версту несло крепким настоем пустырника.
Алевтина, мило улыбаясь, отчего на ее пухлых щечках появились ямочки, попыталась расспросить его о хранении материала и условиях работы, на что доктор фыркнул и окинул ее презрительным взглядом:
– Вы, собственно, кто? Диплом у вас хоть есть?
Коронер от сыска покраснела.
– Р-разумеется! Вотринский университет, институт прикладной медицины…
– Вот сами и разбирайтесь. Делайте со своими трупами, что хотите, только меня больше не донимайте.
Алевтина Кондратьевна так беспомощно оглянулась на свой отряд, что Норме захотелось хорошенько отпинать заносчивого паршивца. Лесу и Октаву, видно, тоже.
Указав им путь в подвал, доктор удалился.
Геммы запалили лампады на конопляном масле и пару настенных факелов, чтобы дать коронеру как можно больше света. Оранжевые блики озарили три раздутых тела на деревянных столах. Еще пять громоздились жуткой грудой у стены.
– Это что еще! – отшатнулась Норма.
Алевтина прищурилась.
– Это? Да наверняка неопознанные. Нам таких в сыск и не привозят… Ну-ка. – Она взгромоздила свой саквояж с инструментами и бутыль спиртуса на невысокий столик. – Приступим!
И одну за другой откинула сероватые простыни.
Норма не знала, куда девать глаза. Даже простой осмотр был процедурой не из приятных. Ее не тошнило, но скверный дух и общая унылая атмосфера этого места делали свое дело. В груди что-то трепыхалось, и потели ладони, а она тихонько вытирала их о полы мундира, стоя по стойке «смирно». Лес делал вид, что его чрезвычайно интересует узор трещин на заплесневелых стенах подвала, а Октав и вовсе не сводил глаз с циферблата своего золотого хронографа и то и дело подносил к лицу надушенный платок.
Только Алевтина, казалось, пребывала в отличном настроении. Повязав фартук и надев нарукавники, она тихонько напевала и изредка выдавала фразы вроде: «О, чешуйчатый лишай во всей красе. Та-а-ак, а тут подагра… Причем многолетняя. Прелесть какой запущенный сифилис! А вот это уже любопытно…»
Наконец, она обмыла руки спиртусом и покашляла в кулачок, привлекая всеобщее внимание.
– Пока провела поверхностный осмотр, но уже кое-что заметила. Глядите-ка. – Она указала на опухшие пальцы одного из тел. – Ногти ухожены, подпилены. Разве чуток
