Повелительница Рун - Торнстен Финк
– Здесь, – сказал он и поднял свечу. На балке промелькнул один паук-волк.
В жёлтом свете Айрин увидела рунический мешок. Прежде она видела его только снизу, когда старый мастер Маберик его подвешивал. У неё возникло плохое предчувствие.
– Что ты натворил, Барен?
– Только посмотрел, я думал, там лежат монеты.
– Монеты? В мешке с руной? С чего ты взял?
– Слышал в пивной.
– От кого?
– Не знаю.
– Не от чужестранки ли, которая дала тебе серебряные кроны?
– Возможно, но какая разница! Монет нет, и…
– Что «и»?
– Ну, там внутри была одна записка…
Он снова запнулся в своём коротком рассказе.
– Пергамент с руной?
– Может быть. Я вытащил его, потому что хотел проверить, что в мешке, но там были лишь опилки от рогов и копыт, и ещё камень, и солома, и всякие мелочи, и, и… в общем, записка загорелась.
– Руна сгорела?!
Барен кивнул. Он был бледен как смерть.
– Если дядюшка узнает, он меня убьёт.
– Я ничего ему не скажу, – медленно проговорила Айрин.
– Я тоже, но если скот заболеет …
– Может, обойдётся, зима ведь почти прошла. А через два-три месяца придёт мастер Маберик, и мы попросим его сделать новую защиту.
– В Хайниме чума погубила коз и овец, а потом перешла на людей. А в Оксрайне коровы и быки дохли как мухи, а потом умерло несколько батраков и крестьян. Это недалеко от нас. А Эльхен говорит, что чума и эпидемия на службе у повелителя ведьм, они рыщут зимой по стране, сметая стада, у которых нет защиты.
Айрин тоже слышала о несчастьях, постигших другие деревни в долине.
– Не думаю, что повелителя ведьм сильно заботит наш хлев, – нерешительно сказала она.
– Но он кормится горем и нуждой, это каждый знает! Спроси хотя бы Эльхен.
– Она наполовину сумасшедшая и занимается разве что светильниками в храме, потому что Аба Брон не хочет марать руки. Что она понимает в таких вещах? – возразила Айрин, не слишком уверенная в своих словах. – Что ты вообще собирался сделать? Хотел украсть монеты?
– Нет, конечно же нет! Я лишь хотел посмотреть, вправду ли они там есть…
– Дурачина! Если бы там были деньги, дядюшка бы давно их проиграл.
Она вздохнула. Неладное обнаружится не позже того дня, когда мастер рун снова появится в деревне. А дядюшка не из тех, кто спокойно к этому отнесётся.
– Нам нужно её заменить.
– Руну?
– А что ещё? Мы сделаем новую записку, напишем на ней руну и положим обратно в мешок. Может быть, старый Маберик вовсе не заметит, что что-то не так.
– Но как… – начал было Барен, но Айрин перебила его:
– Проберись в комнату, где дядюшка ведёт счета. Нам нужны пергамент, чернила и перо.
– Но ты ведь не умеешь писать!
– Я не собираюсь писать письмо, мне нужно только заменить руну. Я уже видела несколько, это не должно быть трудно.
– Но только мастер рун…
– Ты будешь спорить дальше или что-то сделаешь, Барен Сын Ворона? Скорее собирайся, мы должны закончить, прежде чем пропоёт петух. Скоро рассвет.
Барен посмотрел на неё, в его взгляде читалось не только удивление, но и сомнение. Наконец он ушёл, и она осталась в темноте одна. Что она задумала? Подделать руну? Это было, конечно, запрещено, наверняка даже опасно, но не так опасно, как если дядюшка узнает, что натворил её брат. Она потёрла замёрзшие пальцы и попыталась вызвать в памяти руны, которые были в храме. Как-то она спросила Эльхен, что они означают, но старуха в ответ лишь шепнула, что об этом могут знать только жрецы. Спросить Абу Брона сейчас нельзя – нет времени. Да и вряд ли он ей поможет – жрец был во власти богов и священных обрядов, но не слишком-то отзывчив. И к тому же не умел держать язык за зубами.
Вскоре Барен вернулся. Он принёс перья, чернила и несколько листов пергамента.
– На случай, если у тебя не получится с первого раза, – объяснил он.
– Твоя первая здравая мысль за сегодня, – проворчала Айрин.
Она поискала ровную балку и разгладила пергамент. Иногда она видела дядюшку за работой, когда он вёл счета. Он не прогонял её и считал даже полезным, если его разносчицы научатся считать. Буквы Гренер Стаак писал с трудом: он полагал, что они совершенно не нужны прислуге. Но то буквы, а руны – нечто совершенно иное. Они древние, загадочные, магические. Быть может, они принесут несчастье, если неумело их использовать.
– Что теперь? Уже светает, – торопил её Барен.
Айрин закрыла глаза. Она воскресила в памяти руны из храма. Считалось, что они вымаливают защиту у богов. Это ей и было нужно. Руны Фронара-отца и Умоны-матери она знала, но какая означает мольбу и, главное, какая отвечает за защиту?
Она вновь открыла глаза и призналась себе, что не знает. Недолго думая, она выбрала руну, как ей казалось, наиболее похожую на защиту, и начала выводить её. Получилось ужасно.
– Не знаю, что должен значить этот знак, – проговорил Барен, – но он выглядит так, словно умер жалкой голодной смертью.
Айрин послала ему злой взгляд, глубоко вздохнула и повторила руну, на этот раз резче прочертив линии. Выглядело гораздо лучше. Барен протянул ей новый лист.
– Он примерно того же размера, что и записка из мешка. Жаль, я не видел руны, пергамент сразу же вспыхнул.
– Хорошо, – пробормотала Айрин, положила лист на перекладину и затаив дыхание быстро нарисовала руну, которая казалась ей правильной.
– Подожди, пока высохнут чернила, – предупредила она брата, который уже собирался сложить лист. – Помахай им туда-сюда, дядюшка всегда так делает, – посоветовала сестра и открыла мешок. Брат последовал её совету, обеспокоенно глядя вверх на стропила, где отражались первые лучи солнца. Наконец он медленно сложил пергамент и запихнул его в мешок, протянутый сестрой.
– Спасибо, – пробормотал он.
Она коротко кивнула. В деревне запел первый петух. Айрин с братом прошмыгнули в дом, чувствуя, что добром это дело не кончится. Уже лёжа в постели, Айрин решила как следует проверить чужестранку, натолкнувшую Барена на эту глупую авантюру.
* * *
Рагне фон Биал встряхнулась и прервала связь с пауками-волками, отправленными в хлев. Перекладины и коровы поблёкли, и она снова очутилась в конюшне кузнеца, где разместили её лошадей и так называемого слугу. В течение неприятно долгого времени её мучило ощущение, что ей не хватает
