Школа дорог и мостов - Тамара Витальевна Михеева
– А вы?
– Мне не надо было ничего придумывать: я тосковал по дому, я играл в охотника Края. Только перенес его из этого мира на карту Пятиземелья.
– Пятиземелье?
– Да, так мы назвали свой мир, нас ведь пятеро. Мы жили в одном общежитии, жили очень скромно, часто голодно, учиться было трудно, еще труднее – не поддаться общему мороку, не ходить строем, не вопить лозунги. Мы были молоды и спасались игрой. Почти каждый вечер собирались в комнате у девчонок, доставали карты своих земель. Каждый нарисовал, как сумел, а Мурашкин потом объединил их на большом ватмане, он был настоящий художник.
– А кто выдумал, например, Мию? – перебила я.
– Нет, нет! – взмахнул руками Алехин. – Никто никого не выдумывал! Точнее… я думаю, я уверен: эти миры есть и были до нас. Подтверждение тому – наш с Джалар дед. Бабушка рассказывала о нем. Немногое: появился из ниоткуда, был измучен, но не ранен, скорее после сильного потрясения. А на запястье – белый шрам, который жег его льдом. Про Край ничего не знал, но на его языке говорил свободно. Нам хватило этих сведений, чтобы понять, что наш дед пришел в Край через озеро Тун. Скорее всего, он был итарийцем, но точно сказать не могу, как и понять, почему он понимал язык Края. Наверное, потому, что это такой язык, такая земля, праматерь всех земель. В общем, любая из стран Пятиземелья была задолго до нашего рождения. Мы просто отыскали их, дали им названия, притянули к нашему миру.
– Построили мост, – кивнула я.
– Да. И проложили дороги. Понимаете? В том-то и дело… мы тоже не понимали сначала. А потом…
Он замолчал. Кажется, сомневался, стоит ли рассказывать нам все. Потом вздохнул и начал.
* * *
Их было пятеро.
Светловолосая зеленоглазая Настя и восточная красавица Янина подружились сразу. Беляночка и Розочка звали их в универе. Познакомившись еще на вступительных, они заселились в одну комнату в общаге и на занятиях сидели за одной партой. Не разлей вода, в общем. Парни же просто волей случая попали в одну комнату и подружились, потому что умели жить, не мешая друг другу. Мурашкин был родом с Сахалина, Арсеньев – сын дипломата и балерины – приехал из столицы, ну а он, Алехин, из Края, про который здесь и не слышал никто, кроме их декана Вараксина, который и отыскал их всех в разных школах для одаренных.
Как ни старался, Алехин не мог вспомнить сейчас, кто ее придумал, эту игру. Да это и не важно. Как самозабвенно они играли! Недосыпая, забыв про голод, учебу, летящий в тартарары мир… Интерес не ослабевал даже во время каникул, когда они разъезжались по домам, – это была классная возможность проработать свой мир еще детальнее. А уж что творилось во время летних практик! На раскопках (если практика была археологическая), в глухих деревнях (если фольклорная) игра только сильнее расцветала, углублялась, обрастала подробностями.
Каждый из их пятерки был звездой университета. Все они хорошо учились, играли в студенческом театре, занимались наукой. Мурашкина на третьем курсе пригласили работать на кафедру лаборантом, и уже тогда он читал курс лекций по мифологии и культуре разных стран, их с упоением слушали младшие курсы, даже сняли на камеру. Вараксин любил повторять, что всех их ждет блестящее будущее, особенно если они перестанут тратить время и силы на детские игры. Да, их игра уже не была тайной даже для преподавателей: иногда к ним присоединялись другие люди со своими придумками, на карте появлялись новые земли. Решили отдать вновь прибывшим архипелаг Ветров, пусть разрастается, и у каждого будет свой остров. Но ядро оставалось неизменным, как и название мира. Однажды кто-то в шутку назвал их «братством кольца», а кто-то тут же переиначил в «братство игры», и это так всем понравилось, что надолго за ними закрепилось, и они стали играть и в братство тоже. Придумали себе флаг, девиз, пароли. И много опасных приключений. Может, этим и притянули то, что потом случилось. Хотя кто сейчас разберет?
Мурашкин иногда ругался с Яной:
«Как твоя река Беркил может течь из моря в озеро Тун? Так не бывает! Это против законов физики, против законов природы!»
«А у меня бывает, – упрямо повторяла Янина. – Мой мир – что хочу, то и делаю, и вообще… – Она хмыкнула. – Она будет течь то туда, то обратно, как повезет».
Мурашкин стонал и хватался за голову. В его Объединенном королевстве все было, конечно, логичнее.
– Ливневая неделя? – уточнила я и передернула плечами.
– Да. При всей… необычности в этом явлении есть логика, есть закономерность. Яна же вертела своим миром как хотела, и как только сама не запуталась…
В университете они изучали в основном самую разную историю. История всех войн, история искусств, история литературы, кино, история цивилизаций, история религий… Когда изучаешь это очень подробно, то начинаешь понимать, что история человечества – это история одной затянувшейся войны с короткими промежутками перемирия. И волей-неволей задаешься вопросом: а можно ли иначе? Без горя и страданий? Без возвышения одних за счет унижения других?
В Пятиземелье поначалу не было войн. Только исследование мира, открытие новых мест, противостояние стихиям. Но, пока они играли, выдуманные миры наполнились, расширились, оторвались от создателей и стали жить своей жизнью, сами по себе, не только вперед, но и назад, создавая историю, культуру, даже мифологию.
– Первого Вандербута выдумала Яна, но все его дети и их войны – уже нет. – Алехин посмотрел на меня. – Рила была создана не ею, реестр упраздненных народов – тоже. – Алехин развернулся к Кириллу. – Никто из нас не выдумывал Семипряха, а его главная жрица так же реальна, как ты и я.
Кирилл кивнул. Но я запротестовала:
– Но тогда должны существовать и Средиземье, и Хогвартс, и Нарния, и Земноморье! Ведь столько людей в них играет! Столько лет и по всему миру!
– И кто сказал, что их не существует? – улыбнулся Алехин. – Может, мы просто не можем до них добраться, не нашли дорогу, не построили мост. Хотя… считается ведь, что Толкин написал мифологию, а значит, Средиземье – это наше прошлое. Эпоха людей все еще длится. Хотя иногда кажется, что ее сменила эпоха орков.
– Не говорите так, –
