Хозяин облачного трона II - Алексис Опсокополос

Войдя в приёмную директора, я первым же делом посмотрел на секретаршу. Как и сказал Таливир, глаза у бедняжки были на мокром месте. Прямо сейчас она не плакала, но её миленькое и обычно улыбающееся личико было красным и опухшим от слёз, а в руках она комкала мокрый платок.

При виде этого зрелища мне захотелось просто зайти к директору и свернуть ему челюсть. Но я был уже не у разлома, да и секретарше, как и всем остальным невинно пострадавшим сотрудникам академии, это ничем бы не помогло, поэтому действовать нужно было не кулаками, а головой.

Увидев меня, секретарша удивлённо вскинула брови, а я тут же задал ей вопрос:

— Директор на месте?

— Да, но… — начала она отвечать, но не договорила, потому что глаза снова наполнились слезами и, видимо, горло перехватило.

— Не плачь, — сказал я. — Всё будет хорошо.

— Да как же будет хорошо? — растерянно произнесла девушка и разрыдалась, а потом уже сквозь слёзы добавила: — Я не заслужила. У меня мама больная, братишка маленький, а отец погиб год назад, его грабители убили. Я одна всех кормлю, а меня уволили. И даже не сказали, за что.

— Тебя никто не уволит, — уверенно произнёс я. — Новый директор пошутил.

Секретарша подняла на меня заплаканные глаза и возразила:

— Нет, так не шутят…

— Умные люди так не шутят, — согласился я. — Но новый директор, похоже, не очень умный. И я бы даже сказал, очень неумный. А у дураков шутки дурацкие, но я тебя уверяю, что он пошутил. Вот увидишь.

Не дожидаясь следующих слов секретарши, я прошёл мимо неё к двери директорского кабинета. Из вежливости постучал, соблюдая формальность, и тут же открыл дверь и вошёл. Новый директор сидел за столом, тоже почему-то новым, и, похоже, работал с документами. По крайней мере, перед ним громоздились кипы бумаг: какие-то книги, ведомости, отчёты, списки, на столе стояла открытая чернильница, а в руке директор держал перо.

На вид ему было лет тридцать, не больше. Мелкий, тощий, но ухоженный до невозможности: симпатичное лицо с правильными чертами, гладко выбрит, причёска уложена волосок к волоску, словно он только что от цирюльника. Одет по последней столичной моде: камзол с серебряным шитьём, белоснежная рубашка с кружевными манжетами, на пальцах поблёскивают перстни. Видно было, что человек тщательно следит за собой и очень этим гордится.

Признаться, я удивился возрасту нового директора, если, конечно, тот его не скрыл при помощи магии. Обычно на такие должности назначают более взрослых и опытных людей. Похоже, передо мной был либо чей-то родственник, пристроенный на тёплое место, либо выскочка-отличник, постоянно выслуживавшийся перед начальством и рано дослужившийся до такой должности, а теперь решивший, что надо активно себя проявить на новом месте.

Скорее второе. Родственнику было бы плевать на сотрудников — получил тёплое место и хорошо, можно расслабиться. Наоборот, он бы цеплялся за них, чтобы они дальше выполняли работу, а он лишь делал вид, что руководит процессом. А вот отличнику нужно показать, что он сразу начал что-то менять, улучшать, реформировать. Вот и сейчас документами обложился — работает не покладая рук, демонстрирует кипучую деятельность.

Я помнил таких по прошлой жизни. Страшные люди — вреда от них сильно больше, чем пользы. И ещё всегда работало правило: чем меньше мозгов, тем больше активности. Директор тем временем поднял взгляд и уставился на меня с нескрываемым удивлением. Он явно не ожидал, что кто-то вот так просто войдёт к нему в кабинет без приглашения.

— Добрый день, — сказал я, проявив чудеса вежливости и выдержки.

— Добрый… — машинально ответил директор, но тут же нахмурился и начал сыпать вопросами: — Кто вы такой? Почему вошли без доклада? И где секретарь? Почему она не предупредила о посетителе?

— Секретарь плачет из-за увольнения. Поэтому не может докладывать, — пояснил я.

Директор на это равнодушно пожал плечами и заявил:

— Каждый время от времени по какой-либо причине плачет. Но это не повод не выполнять свою работу.

Я отметил и эти слова, и тон, которым они были произнесены: крайний цинизм, равнодушие к чужой боли, уверенность в собственной правоте и полное отсутствие сочувствия. «Приятный» человек, ничего не скажешь, «повезло» академии с новым директором.

— Так с кем я имею честь беседовать? — повторил тот, откладывая перо.

— Аристарн Оливар, — ответил я. — Бывший курсант академии, выпускник этого года.

— Оливар? — директор наморщил лоб. — Я слышал эту фамилию. Но не могу припомнить, в связи с чем…

— Благодаря мне вы сейчас сидите в этом кресле, — сказал я.

Директор удивлённо вскинул брови и потребовал:

— Поясните.

— Я принимал участие в секретной операции Имперского департамента по казне и налогам. Помогал проверяющей — госпоже Тианелии Морисаль вывести старого директора на чистую воду с его махинациями.

Сказано было, конечно, пафосно и самоуверенно, и не совсем соответствовало действительности, но Тина перед отъездом сама сказала, что я сильно помог её ведомству. И что ведомство даже передо мной в долгу, что я всегда могу обратиться к ней за помощью как к представителю Имперского департамента.

Ещё тогда я решил, что не хочу быть лишний раз обязанным, и сейчас придерживался того же мнения. Но если не ради себя, то можно и воспользоваться этой благосклонностью госпожи проверяющей. К тому же ни Тина, ни её ведомство об этом даже не узнают. Впрочем, я был уверен, что Тина одобрила бы мои действия — она тоже всегда выступала за справедливость.

Я достал из кармана визитку Тины — хорошо, что взял с собой, вот так неожиданно пригодилась, и положил её на стол перед директором.

— Перепишите адрес и сделайте официальный запрос госпоже Тианелии, если не верите мне.

Директор посмотрел на визитку, и я увидел, как дёрнулся его кадык — он сглотнул слюну. Похоже, фамилия Морисаль действовала на подданных Империи безотказно. Или название ведомства. Или всё вместе.

— Я… я верю вам, — поспешно сказал директор. — Чем могу быть полезен?

— Зачем вы увольняете так много сотрудников академии? — спросил я.

Директор выпрямился в кресле, вздёрнул подбородок и гордо заявил:

— Политику руководства академией я ни с кем обсуждать не собираюсь! Увольняю, потому что у меня есть на то свои причины.

— Причин никаких нет, —