Ясное сердце - Кейт Ченли
– Мои враги далеко, и меня покинуло чувство, будто за мной наблюдают. Поэтому я решила рискнуть. Прошу, мне правда надо было вас увидеть. Меня терзают десятки вопросов.
А по тому, как сжалось мое сердце, я понимаю, что скучала по Судаджи.
Она закрывает глаза и сосредоточенно морщит лоб.
– Я не ощущаю поблизости ни магов, ни колдунов, – уже спокойнее говорит жрица, вероятно, полагаясь на магию чувства. Но затем снова хмурится: – Ты говорила, что за тобой как будто наблюдали. Расскажи об этом подробнее.
– Это сложно описать. Похоже, я замечаю использование магии – такой, что применяется во зло. Кажется, все началось после того, как я впервые посетила духовный мир.
Лицо Судаджи приобретает еще более серьезное выражение.
– Я тоже смогла принять эту форму лишь после встречи с тобой. Быть может, эти явления как-то связаны?
Тут она берет меня за руки, просветлев:
– Вдруг в тебе начала зарождаться магия, Миньсин? Хоть я и не понимаю, как такое возможно.
Я разеваю рот от удивления:
– Зарождаться магия? Как это?
Она изучающе смотрит на меня, словно мысленно рассуждая, стоит ли раскрыть мне правду. Я выдерживаю ее взгляд, поджав подбородок. Проходит несколько секунд, и жрица нарушает тишину:
– По закону небес все души людские перерождаются, даже те, что захвачены великими силами. И вот почти двести лет спустя я переродилась тобой, Миньсин. Только мой талант к волшебству остался здесь, в храме, и им владеет мой дух. Вот почему ты не имеешь способностей к магии, но они положены тебе по праву.
– Что? Разве в моих венах не должна течь кровь наньйю, хотя бы на четверть? Но во мне ее нет.
Судаджи опускает руки:
– Ты уверена? Тебе хорошо известна родословная отца и матери?
Мой папа был внебрачным сыном, поэтому семья презирала его и отвергала, пока он не разбогател. Он никому не рассказывал, кем была его мать.
– Папа тоже владел магией? Он поэтому часто ездил в Наньйю… искал свою маму?
– Магия его не коснулась. На второй вопрос у меня нет ответа. Я получила связь с этим миром лишь после того, как ты родилась вместе с Божественным Камнем, и видела лишь то, что происходило вокруг тебя.
– Родилась с Божественным Камнем? – сдавленно повторяю я.
Судаджи замолкает на минуту, а затем шепчет:
– Ты не знала…
– Кулон – это наша фамильная ценность, – бормочу я, ничего не понимая.
– Нет. Он пропал из вашей реальности вместе со Священным Храмом и появился лишь после твоего рождения.
Ее слова поражают меня, как удар под дых, сотрясающий до самых костей. Отец мне солгал? И мать мне лгала?
Судаджи ласково сжимает мое плечо, но меня это слабо успокаивает.
– Если я снова умру, он опять меня возродит?
– Нет, Миньсин. Я направила свою энергию в Камень, чтобы повернуть время вспять. Мне не хватило сил больше, чем на два года твоей жизни. Этим я уже нарушила естественный порядок вещей, и нас ждут страшные последствия, если мы снова обратимся к запретной магии. Мне жаль, Миньсин, но после смерти ты переродишься в новом теле, тоже достойном Божественного Камня.
Я не привыкла к такой прямолинейности и нервно сглатываю:
– И все же… не хватит слов, чтобы описать мою благодарность за второй шанс.
– Я горжусь тем, как ты им воспользовалась, – говорит Судаджи, сжимая мои руки в своих, но в следующую секунду ее лицо застывает гранитом. – Однажды на тебя возляжет священный долг вызволить этот Храм из духовного мира и вернуть Божественному Камню былое величие.
Я невольно покачиваюсь под весом всех этих открытий:
– Но как?
– Это ты должна сама выяснить, – отвечает Судаджи и щурится. – Миньсин, ты говорила, что твои враги далеко.
Я киваю, но от ее строгого тона в сердце мне закрадывается неуверенность.
– Я чую кого-то поблизости, – говорит жрица. – Силу, что ищет Камень. Могучую, как гора, яростную, как гром.
Я в панике оглядываюсь по сторонам, а Судаджи взмахивает рукой:
– Уходи скорее! И не возвращайся, если на то не будет крайней необходимости.
Мне в нос бьет гнилое зловоние, и в ту же секунду она выталкивает меня из сна.
Я лечу вниз, вниз, вниз, и меня душит застрявший в горле вопль.
Я должна проснуться.
Но вокруг меня… ничего. Лишь тьма. Зияющая пустота. И я еще чувствую присутствие жуткой, зловещей силы. Призрачной, но давящей.
Биение сердца ускоряется, и тяжелые удары отдаются у меня в ушах.
Я падаю в бездну.
Должна. Проснуться.
Подняв руки над головой, я заставляю себя обрести плоть, представляю свою душу плотной землей, кровь – расплавленным металлом. Я всеми силами пытаюсь выбраться на поверхность сознания.
Я вырываюсь в реальный мир, тяжело дыша, сжимая в кулаках простынь, вся в поту.
Слабое сияние амулета освещает комнату, и я вижу, что очнулась в своей спальне.
Из моей груди вырывается вздох, и сердце не сразу замедляет свой ритм.
Что там произошло? Колдун, искавший Камень, едва не запер меня в духовном мире, но я не знаю, как это возможно и кто это может быть. Мне ведь очень мало известно о магии.
«Я чую кого-то поблизости. Силу, что ищет Камень. Могучую, как гора, яростную, как гром», – сказала Судаджи.
Хансинь бежал из столицы, и его не должно быть рядом. Да и просто неслыханно обладать настолько сильной магией в столь юном возрасте. А значит, у меня есть другой враг, намного более могущественный и грозный, чем Хансинь.
* * *
Утром после завтрака я иду в кабинет, оставив стражников Джие ждать в коридоре. Мама поднимает взгляд от приходно-расходной книги и смотрит на меня.
– Нам надо поговорить наедине, если у тебя есть минутка, – прошу я.
– Конечно, – отвечает мама и поднимается из-за стола.
Она отсылает Нинь и управляющего магазином и садится напротив меня на диване:
– Что такое, синьар?
Я достаю камень на ладонь и протягиваю маме, стараясь говорить как можно тверже и увереннее:
– Это вовсе не семейная реликвия отца, так ведь?
Мама замирает:
– К чему это вдруг?
– Мам. Пожалуйста.
Она отводит взгляд и вздыхает:
– Да, все так.
Я ожидала этого ответа, но все равно он поражает меня, словно стрела.
– Тогда почему вы меня обманывали?
– Не знали, как объяснить… – начинает мама, а затем делает глубокий вдох и снова смотрит мне в глаза. – Накануне твоего рождения мне во сне явилась богиня – по крайней мере, я думаю, что это была богиня. Она выглядела столь величественно в своем желтом платье, ярком
