Хозяин облачного трона II - Алексис Опсокополос
И тогда медведь решил ударить второй лапой сбоку. Длиннющие когти целились мне в рёбра, но я перехватил и эту лапу в тот момент, когда когти должны были войти в моё тело. Затем, крепко удерживая вторую лапу, быстро отпустил первую и свободной рукой схватился за коготь твари. Немного надавил, и раздался хруст — громкий, отчётливый, как будто сломали сухую ветку.
Я сломал три когтя подряд, легко, без усилий, словно это были не когти чудовища высшего порядка, а прутики. И эйфория во мне уже просто зашкаливала. Мне хотелось крушить, уничтожать, ломать эту каменную тварь на части и смотреть, как она рассыпается на щебень.
Отпустив лапы медведя, я нанёс удар правым кулаком прямо в каменную грудь чудовища. Кулак, ставший будто железным, врезался в чёрную потрескавшуюся корку с глухим гулом. По каменной шкуре побежала трещина, и тварь отшатнулась. Я ударил ещё раз. И ещё. Левой, правой, снова левой. Каждый удар отдавался в моём теле приятной вибрацией и оставлял на каменной шкуре твари новые трещины, выбивал из неё куски породы. Медведь пятился, отступал, пытался отмахиваться лапами, но его движения стали неуверенными. Он уже не атаковал, а защищался. И защищался он плохо.
Я почувствовал себя скульптором, который обтёсывает глыбу мрамора, только вместо резца у меня были кулаки, а вместо мрамора — каменная туша разломной твари. Но когда я уже начал думать, что дело подходит к концу, что ещё два-три удара и чудище рассыплется, медведь меня удивил. Он вдруг вспыхнул — ярко, ослепительно, так что на мгновение я даже зажмурился от этой вспышки.
Когда я открыл глаза, передо мной стоял уже не живой монстр, а статуя, каменное изваяние медведя в натуральную величину. Чёрное, неподвижное, без единого признака жизни: глаза больше не горели, дым из пасти не шёл, лапы застыли в последнем защитном жесте. Тварь окаменела полностью, превратившись в монолит. Просто кусок камня в форме медведя, и всё. Возможно, включила какую-то особую защитную опцию. Я нанёс пробный удар по каменному боку. Кулак отскочил с глухим стуком. Не больно, но и толку ноль, всё равно что бить в скалу: ни трещинки, ни вмятинки. Ударил ещё раз, сильнее — тот же результат.
Краем глаза я заметил капитана и нескольких гвардейцев. Они стояли в стороне и смотрели на меня. Не просто смотрели, а пялились, разинув рты. И подходить ближе явно не решались. Учитывая, что я сейчас выглядел как стальная статуя, которая только что избивала каменного медведя голыми руками, их можно было понять.
А меня разрывало от желания добить тварь: сломать, уничтожить, закончить начатое. Эта каменная скорлупа была лишь временной преградой на моём пути, не более. Я схватился обеими руками за неподвижную голову медведя и начал тянуть. Камень не поддавался. Я напрягся сильнее, чувствуя, как стальные мышцы вздуваются под серой кожей, как сила перетекает из центра тела в руки. Пальцы впились в каменную морду, ноги упёрлись в настил, доски под ними заскрипели.
И наконец-то где-то внутри статуи что-то хрустнуло. Потом ещё раз. И тонкая, едва заметная трещина пошла по шее медведя. Я дёрнул ещё сильнее, вложив в рывок всю ярость, всю эйфорию, всё безумное желание уничтожить ненавистную тварь. И голова отломилась. Она отломилась с громким треском и осталась у меня в руках — тяжёлая, каменная башка с застывшей оскаленной пастью. Я отшвырнул её в сторону, и она с грохотом покатилась по настилу. А обезглавленная туша медведя продолжала стоять. Я толкнул её обеими руками, и она рухнула на платформу.
Я победил, разломная тварь высшего порядка была уничтожена. Но мне этого было мало. Ярость не отпускала, она требовала продолжения, требовала полного уничтожения. Я наклонился над поваленной каменной тушей и начал бить кулаками в её грудь. Раз, другой, третий. Камень крошился под ударами, летели осколки, трещины разбегались во все стороны. И наконец каменная корка не выдержала, она провалилась внутрь, обнажив полость, заполненную чем-то тёмным и вязким. Я, не раздумывая, просунул руку внутрь.
Там было горячо. И не просто горячо — казалось, будто я засунул руку в жерло раскалённой печи. Однозначно эта тварь подпитывалась магией огня. Но жар я чувствовал, а боль — нет. Моя серая стальная кожа легко выдерживала такую температуру. Пальцы быстро нащупали что-то плотное, пульсирующее, живое. Сердце. Оно было крупнее, чем у предыдущей твари, размером примерно с два моих кулака. И намного горячее, чем у зелёного. Да и пульсировало оно сильнее, мощнее, уровень твари ощущался.
И так же, как в случае с сердцем зелёного чудища, я физически ощутил силу, исходящую из этого сердца. Она давила на ладонь, стремилась проникнуть под кожу, просилась внутрь. И я её впустил, даже не вытаскивая сердце из туши, даже не отдавая себе в этом отчёта. Просто сжал его, и сила хлынула в меня потоком. Словно это и было целью всего боя — не победить, не защитить товарищей, а получить новую силу и забрать её себе.
И меня накрыло заново. Если поглощение силы зелёного монстра было похоже на погружение в кипяток, то теперь меня швырнули в жерло вулкана. Жар хлынул от руки вверх по телу, мгновенно охватив каждую клетку. Кости загудели, словно по ним пропустили электрический ток. Мышцы свело судорогой, а потом начало распирать изнутри. Казалось, они вот-вот лопнут от переполнявшей их энергии.
В глазах потемнело, звуки исчезли, остался только гул — низкий, вибрирующий, заполняющий всё пространство. А потом и он пропал, и осталась только пульсация: мощная, ритмичная, бьющая изнутри, словно у меня в груди завелось второе сердце. Ноги подкосились, и я упал. Сначала на колени, а потом завалился на бок и перекатился на спину. Висящий над платформой замок поплыл и раздвоился.
— Хорошо! — громко и отчётливо произнёс голос Хранта.
«Да просто охрененно», — подумал я с откровенным сарказмом.
Ещё какое-то время меня штормило, волны жара накатывали одна за другой, тело то сводило судорогой, то отпускало, а потом всё резко, почти мгновенно прошло. Жар схлынул, судороги прекратились, зрение прояснилось. Я лежал на спине, на досках настила, и смотрел в основание замка барона Фрельгоса.
Тело ощущалось чужим: слишком тяжёлым,
