Судьба наёмника - Сергей Воронов
На острове у Хазарда была бы спокойная и счастливая жизнь: он рукастый парень, здесь у него есть все, а Эльза — очень милая девушка и давно нравилась юноше, из неё выйдет прекрасная жена. Но все внутри буквально противостояло этой спокойной жизни, все мечты, вся жизнь Хазарда была посвящена подготовке к отправлению на большую землю. Мечта стала целью, детские игры превратились в смысл жизни, и он не мог от этого отвернуться сейчас, иначе он, может быть, и жил бы счастливо, но каждое утром с мучением думал о том, что живет не своей жизнью. Что-то буквально подталкивало его сделать нужный шаг, и этим “чем-то” был Энвил.
«Ты готов, — сказал он, постучав по плечу друга и чуть подталкивая его вперёд. Поймав недоумевающий взгляд, Энвил развел руки в стороны: — Ты обещал мне привезти голову настоящего дракона, думаешь, я забыл?».
Хазард широко улыбнулся и, чуть кивнув, подошел к огню. На мгновение для него пропали все, здесь были только он и жаркое пламя. «Перед огнём, что создан людьми, и перед светом небес обещаю, что однажды я вернусь в родную деревню, став истинным героем, да помогут мне предки и высшие духи».
Оранжевый свет огня отражался в голубых глазах юноши, он на всю жизнь запомнил пламя того костра, и сейчас, спустя годы, свет заходящего солнца напоминал наёмнику о том дне.
Судно торговцев уже собиралось отчаливать. Они спешили в сторону юга большой земли за новыми товарами. Для всех корабль, идущий с юга, означал возможность купить сочные, экзотические фрукты, яркие ткани и ядреные специи. Но немногие знали, что этот торговый путь был бы и вполовину не так выгоден, если бы не запрещенные товары. Помимо особо редких растений и животных, юг Большой земли славился своими видами оружия, а главное — ядами. Из сока многих растений южные мастера способны создать более двадцати видов яда с разным эффектом и временем действия. Цена за такой товар довольно высока, поэтому тот, кто погибал от действия яда, мог испытать, помимо жгучей боли во всех органах, ещё и своеобразную гордость, что его жизнь мешала кому-то настолько, что этот некто был готов хорошо заплатить за подобную смерть.
Корабль отчалил, но вечер в деревне только начинался. Из таверны, что стояла недалеко от причала, была слышна музыка, громкие голоса и смех. Первым к двери подошел Энвил, но открыл дверь, лишь дождавшись друга и жестом пригласив его войти. Из открытой двери сразу повеяло ароматной похлебкой и жареным кабаном, а также теплой атмосферой. Когда-то Хазард мечтал, что этот роскошный, по меркам деревни, пир будет в честь его возвращения. Все будут с нетерпением ждать его рассказов, подробностей его подвигов и наперебой задавать вопросы. Но сидящие внутри люди даже не знали, что он здесь, а сам наёмник чувствовал себя чужим, и если бы не дружеский хлопок Энвила по спине, грозивший сломать хребет, Хазард мог так и не зайти.
Когда за юношами закрылась дверь, Энвил потянул за капюшон друга. «Да сними ты его наконец», — произнес он. Тем, кто был в таверне, открылось красивое лицо молодого двадцатилетнего юноши. Тонкие губы, аккуратный, заостренный нос, гладко выбритое лицо, голубые глаза и белые, чуть волнистые волосы до плеч. Несмотря на довольно молодой вид, на лице Хазарда был заметны прикосновения войны. Над его правым глазом был шрам, неглубокое касание лезвия было видно и на левой щеке, а также — косой шрам через нижнюю губу слева, шедший до подбородка.
Разговоры в таверне поутихли, но все громче и громче становился шепот:
«Хазард, это точно он», «Он и правда вернулся, старику не показалось», «Глянь! Это правда Хазард», — доносилось до ушей воина. Хазард не помнил, когда его сердце в последний раз билось так взволнованно, его взгляд медленно скользил по помещению и обстановке, но почти не задерживался на людях. Ему хотелось увидеть знакомые лица, но было страшно заглянуть им в глаза, где воин ожидал увидеть осуждение, насмешку, отвращение и даже злость. А шепот тем временем становился громче, несколько людей даже встали со своих мест, чтобы лучше разглядеть гостя.
«Я же говорил, что видел его!» — первым нарушил шепот Ирвен, поднявшись из-за стола. По таверне прошла волна смешков и даже Хазард слегка улыбнулся. «Старик Ирвен, он уже год как полностью потерял зрение, но все никак не привыкнет. Да что там говорить, мы тоже не привыкли», — негромко сказал Энвил другу, похлопав его по плечу и дав необходимый толчок. На ватных от волнения ногах, юноша двинулся вперёд между длинными столами, стоящими вдоль зала. В углах за малыми круглыми столами сидящим пришлось привстать, чтобы разглядеть гостя. Хазард все так же не смотрел в глаза людям, на его лице была легкая, неловкая и, как ему казалось, неуместная улыбка.
За время путешествия ему приходилось быть в центре внимания знати разных королевств. Видеть их заинтересованные и удивленные глаза, слышать шепот и смешки, а также чувствовать пренебрежение и отвращение в каждом слове. Но никогда он не чувствовал себя так неловко, так тяжело, как сейчас, под взглядами людей, с которыми рос. Было ощущение, что они знают все его мысли, все произошедшие события, всё, что юному наемнику пришлось пережить и совершить. Этот короткий путь через таверну был настолько тяжким, что в какой-то момент Хазард, глубоко вздохнув, закрыл глаза, стараясь унять дрожь внутри. Шепот и слова народа сплелись в неразборчивый шум, где в каждом восклицании воин слышал злость и осуждение, а в смехе — издёвку. Наконец он подошёл к единственному столу, что стоял поперек. За ним сидел старейшина, и его помощники — те, кто следил за сбором и количеством урожая, за домами и участками людей в деревне, за передвижением диких зверей в лесах. Также за этим столом сидел глава ополчения, им был Злотан.
«Хазард», — обратился старейшина к наёмнику, встав со своего места. Он был первым человеком, кому юноша посмел посмотреть в глаза и, к своему удивлению, увидел в них теплоту. Тиски страха ослабили хватку на его горле, дыхание наёмника стало легче, он чуть улыбнулся и кивнул в знак приветствия.
— Четыре года прошло с тех пор, как мальчишка отправился в путешествие, о котором мечтал, и наконец вернулся, — голос старейшины звучал негромко и мягко, но стоило ему заговорить, вся таверна погрузилась в тишину. Старейшина внимательно оглядел юношу: — Ты
