Когти Тьмы - Семён Нестеров
Деньги у Онара были — контрабанда магической руды была прибыльным бизнесом, но важнее было продовольствие — стратегический товар в условиях возможной войны. Осознав, что толпа каторжников сметёт его бизнес, Онар сыграл на опережение. Не дожидаясь ополченцев, которые в первые дни сели в оборону, боясь не дожить до прихода королевских войск с континента, он нанял отряд наёмников. Точнее, в несколько раз расширил существующий, ведь у него уже был десяток прикормленных головорезов.
Когда из долины вышла армия под руководством генерала Ли и магов воды, Онар не растерялся и предложил взаимовыгодное сотрудничество. Те, кто соглашались служить ему, получали провизию и жалование, и им нужно было лишь следить, чтобы никто не беспокоил крестьян на его территориях — ни каторжники, ни дикие хищники, ни сборщики налогов.
Так Онар стал фактически мятежником и сепаратистом, но избежал принудительного изъятия запасов. И даже получил в распоряжение небольшую армию под управлением опытного военачальника. Не все сторонники Ли приняли это предложение, предпочтя покинуть Хоринис собственными силами. Но сам Ли согласился, увидев шанс остаться в большой игре и сохранить преданных воинов. Другого способа обеспечить их продовольствием, не прибегая к грабежам, не было. Также как и не было способа без кровопролития и осады города добраться до порта Хориниса, чтобы сесть на корабль и покинуть остров. Несмотря на нелюбовь к королю, Ли оставался патриотом, если не Миртаны, то человечества в целом. Даже маги воды видели это и обещали посодействовать в его помиловании.
Поэтому, несмотря на желание отомстить королю, идти на открытый мятеж при угрозе орочьего вторжения он не стал. Затаился, ожидая следующий ход королевских миньонов и готовясь, в случае чего, шантажировать город прекращением поставок продовольствия или даже сожжением амбаров. Этот план Мильтен узнал до разделения с магами воды. Когда он добрался до лорда Хагена, тот уже был в курсе ситуации и распорядился сохранять статус-кво, не провоцируя прямой конфликт с наёмниками лендлорда.
Покидая рудниковую долину вместе с магами воды и наёмниками бывшего Нового лагеря, Мильтен переночевал в крестьянском имении у перевала, а на следующий день дошёл до фермы Онара, где отделился, направляясь в монастырь. Однако кое-что задержало его. Ещё до трактира маг посетил ферму зажиточного крестьянина Секоба, где жил ребёнком до семи лет, до того как перебрался с матерью в город, чтобы пойти в школу. Там неподалёку была похоронена его мать…
Он возложил к могиле букет полевых цветов и посидел несколько минут, размышляя о жизненном пути. Быть может, мать гордилась бы, узнав, что сын стал магом огня. Она всегда хорошо отзывалась о них, возможно, даже слишком ими восхищалась, считая магию даром богов, а магов — избранными пророками. Тогда Мильтен мечтал стать магом. Но реальность разбила мечты вдребезги, и лишь невероятное стечение обстоятельств позволило ему стать проводником воли Инноса.
Как же давно это было… Он едва мог вспомнить лицо матери, и даже имя её звучало чуждо. Лишь тёплое ощущение, которое она ему дарила, осталось с ним на всю жизнь. Слишком рано она оставила его, слишком тяжело было воспитывать ребёнка одной, браться за любую работу: она помогала торговцам, стирала и убирала в гостинице, мыла посуду в трактире. Всё ради обучения сына при храме Аданоса. Она верила, что это поможет ему в будущем — и это помогло.
Грамотность ценилась и отличала горожан от крестьян. Мать мечтала, что он устроится писцом или даже пойдёт послушником в монастырь. Но болезнь забрала её, когда Мильтену было около десяти. Он уже три года учился в школе, освоив письмо, чтение, азы арифметики и истории. Это помогло избежать нищеты. Мастер Боспер, занимающийся охотничьим снаряжением, взял его учеником по просьбе послушника Аданоса. Хотя грамотность мало помогала в ремесле, Мильтен стал неплохим продавцом и прижился у мастера. Поначалу, помимо помощи с торговлей, он точил заготовки, чистил и обрабатывал шкуры, но к четырнадцати годам уже самостоятельно ходил на охоту, хоть и не углубляясь в чащу.
Почему могила матери оказалась у родной деревни? Тогда, когда стало совсем плохо, она вернулась туда, где жила травница, берущая за услуги меньше, чем городские алхимики. Увы, было слишком поздно: дорога из города измотала её, начался жар, и она не дошла до целительницы. Осталось лишь похоронить её здесь… Так, по крайней мере, ему говорили. Мильтен остался тогда в городе, мать обещала скоро вернуться, уверяла, что всё в порядке. Но он увидел лишь могилу, спустя несколько лет, когда Боспер разрешил ему выходить из города самостоятельно. Даже камень надгробия принадлежал когда-то кому-то другому. Кому-то, чьё имя забылось, а родственники переехали или сгинули, и местные, не долго думая, использовали камень повторно, стесав с него подпись и нацарапав новую, сейчас еле заметную. Впрочем, имя не имело значения, Мильтен хорошо усвоил этот урок в колонии. Была важна лишь сила, знания, друзья, авторитет, деньги… То, что заставит других с тобой считаться. То, чего у его матери не было, но теперь, во многом благодаря ей, есть у него.
Она так и не рассказала ему, кто был его отец. Всегда говорила, что он был достойным и сильным человеком. Маленький Мильтен верил, не задумываясь, почему отец оставил их. Недосказанность позволяла придумать оправдания: ушёл на войну, погиб, умер от болезни…
Сейчас он понимал, что это были лишь фантазии. Если бы отец имел уважительную причину, мать бы рассказала. Молчание означало, что он просто бросил их. Она не хотела лгать, но и не могла сказать ребёнку правду. И хоть теперь он понимал истину, всё равно надеялся на лучшее. Быть может, мать была права: иногда надежда лучше горькой правды.
Посидев у могилы, Мильтен отправился в путь, не подозревая, что его отец когда-то пробыл на ферме Секоба лишь одну ночь, спрятав там важный предмет. Отец разделил кров с матерью — молодая, глупая, не устояла перед чарующей харизмой незнакомца-мага. Она подслушала разговор этого мага с хозяином фермы о записях с дальнего похода… Когда он, каким-то чудесным образом узнал об этом, то вызвал её на разъяснительный разговор, начавшийся с угроз и закончившийся фривольно…
Мильтен не мог знать, что отец жив, знаком ему, и слишком силён, чтобы считаться с моралью и правилами — слишком “достоин”, чтобы иметь семью или близких. Для всех было безопаснее, чтобы никто не знал про его детей. Но именно он
