Сердце Земли - Максим Шаттам
Тобиас и Мэтт проснулись от раздающихся снаружи криков.
Это охотились Глотатели теней.
Тобиас, который лежал, уткнувшись в шерсть Леди, невольно придвинулся поближе к Мэтту.
Воспоминания о чудовищах были неприятными: смерть Стю, бой в лесу, когда они чудом избежали гибели.
Мэтт шепнул:
– Не волнуйся, здесь мы в безопасности.
Тобиас кивнул, но по-прежнему нервничал и не смыкал глаз.
– А что, если предатель – Хорейс или Бен? – прошептал Тобиас. – И он решит сегодня ночью сдать нас?
– Я доверяю им обоим. Но если тебя это успокоит, то буду присматривать за ними. Мне все равно не удастся уснуть.
Тобиас согласно кивнул. Он завернулся в одеяло так, что наружу торчал только кончик носа. Потом закрыл глаза и тут же уснул. Мэтт вздохнул и положил руки под голову. Завтра он будет чувствовать себя изможденным, было бы глупо не отдохнуть теперь. Когда он наконец уснул, ему снилось лицо Роперодена. Будто над ним склонялся отец.
Как это стало возможным?
Что ему следовало сделать, когда он узнал, кто этот монстр?
Продолжать убегать. В этом существе нет ничего, что могло бы меня привлекать. Это уже не мой отец – не осталось ничего, кроме его внешности и голоса.
Ропероден пуст, он лишь оболочка, заставляющая страдать, ни малейших намеков на присутствие души. Большая часть того, что раньше было у него внутри, исчезла, и теперь это неполноценное существо бродит, лелея свою ущербность и пытаясь населить свой мир призраками.
Это лишь оболочка моего отца, – думал Мэтт. – Она преследует меня потому, что я напоминаю ему о прошлом. Я единственное, что связывает его с ним.
В голове Мэтта мелькнула мысль: а что, если убить Роперодена, облегчит ли это страдания отца? Но он тут же с ужасом отмел эту идею. Он никогда не сможет.
Если не прекратить думать о Роперодене, можно сойти с ума. Надо чем-нибудь занять мозги…
Мэтт взглянул на Эмбер – девушка лежала к нему спиной, она как будто намеренно отстранилась, словно теперь избегала его.
Он хотел обнять ее, но не сделал этого.
Мэтт не знал, что нашло на него во время спуска. Голова кружилась от духоты и напряжения.
Может, это ощущение, что наши дни сочтены, – сказал он себе.
Хочет ли Эмбер, чтобы он ее поцеловал? Наверное, не стоит. Надо вести себя так, словно между ними ничего нет.
Мэтт решил, что понаблюдает за поведением подруги.
Если она так и не заговорит с ним про то, что случилось, он, пожалуй, тоже сделает вид, будто ничего не было.
Да, так лучше.
Казалось, Эмбер старается не смотреть на него.
На рассвете Хорейс и Бен вывели джонку из пещеры, и от дневного света у всех заболели глаза.
Пэны с облегчением выбрались из-под брезента и по очереди сполоснулись на корме речной водой.
Мэтт украдкой наблюдал за Эмбер, ища ее взгляд, но девушка все утро игнорировала его.
Берега реки здесь заросли деревьями, тронутыми красками осени.
Слишком рано для этого времени года, и тем не менее листва была сплошь красная, желтая и коричневая. Долины сменялись похожими на бледные раны скалами – высокими, источенными, кое-где поросшими мхом.
Впереди, словно стиснутый скалами, которые воздвигли здесь титаны, находился Уирд’Лон-Дейс, в этом не было сомнений.
Бен указал пальцем на небо:
– Почему оно красное? Горизонт будто горит.
– Оно стало таким, когда мы подплыли к Еноху, – ответил Мэтт.
– Циники верят, что это кровь Бога, пролитая, чтобы смыть их грехи, – вмешался Тобиас, вспомнив слова Пьющего невинность.
– Надеюсь, это все же что-то другое, – произнес Мэтт, отходя от него.
– Река разделяется! В какую сторону плыть? – крикнул Хорейс.
Мэтт перешел на нос судна и посмотрел вперед – река там действительно разделялась на два рукава.
– Понятия не имею, – признался он.
– Давай повернем направо, – предложил Бен. – Если все время будем поворачивать в одну сторону, потом легче будет вернуться обратно.
Хорейс хлопнул в ладоши и налег на руль.
– Остается только молиться, что мы сделали правильный выбор, – ответил он.
Вдалеке, насколько хватало глаз, не было видно ни домов, ни дороги. Казалось, единственными существами на много миль вокруг были только находившиеся посередине реки пэны.
Из леса раздался оглушительный крик, и они схватились за оружие.
Этот крик был отдаленно похож на крик динозавра – каким его передают в кино. Закачались деревья, из их крон взлетела стая черных птиц.
– А мы не можем отойти от берега? – с тревогой спросила Эмбер.
В темноте за деревьями появилась огромная фигура, она легко, словно это были зубочистки, ломала ветки. Потом фигура вдруг замерла, но пэны так и не смогли разглядеть, кто это.
– Может, кто-нибудь хочет причалить и развести костер? – предложил Тобиас.
– Признаюсь, мне кажется, что это плохая идея, – ответил Чен, – в общем-то, и на лодке очень неплохо.
Вскоре Мэтт взял банку с жиром и стал заправлять лампы. Эмбер воспользовалась возможностью и, пока остальные, любуясь пейзажем, болтали впереди, подошла к нему.
– Я… я хотела поговорить о том, что случилось вчера, – начала она.
– Слушай, я не знаю, что на меня нашло, – сказал Мэтт, радуясь, что Эмбер на него не обижается.
– Понятно. – Эмбер выглядела раздосадованной.
– Я хотел сказать… это было здорово, ужасно здорово… – быстро исправился Мэтт. – Но прости, если я тебя напугал…
Эмбер прикоснулась пальцем к его руке и улыбнулась:
– Нет, Мэтт. Мне тоже показалось, что это было волшебно. Я просто хотела сказать: это не должно повлиять на наши отношения. Помешать нашей дружбе. Помешать быть партнерами.
– Конечно.
– Знаешь, я еще не успела тебе сказать, но… я счастлива, что встретила тебя, Мэтт Картер.
Щеки Мэтта вспыхнули, во рту пересохло.
Эмбер склонила голову – и это движение выдало ее смущение.
– Ладно. Вернусь к ребятам, пока Чен не увидел нас вместе и не рассказал им.
Мэтт кивнул, хотя он бы предпочел, чтобы Эмбер весь вечер провела рядом с ним.
Пэны поужинали и распределили, кто за кем будет стоять на часах.
А Мэтт, Тобиас и Эмбер договорились, что каждый из них по очереди будет бодрствовать вместе с рулевым.
В первую ночь они уснули поздно – их пугало красное небо на юге. Кроме того, по берегам надсадно кричали какие-то звери и птицы: из леса доносились визг, стоны, ворчанье хищников; в свете ущербной луны лес жил своей активной жизнью.
Утром, облокотившись о перила
