Демон Жадности. Книга 4 - Юрий Розин
— Способность, которую я только что использовал, — мой голос прозвучал хрипло и тихо, но в гробовой тишине его было слышно каждому, — забирает мою жизнь. Каждый из вас… стоил кусочка моего времени. Теперь… теперь мне осталось меньше полумесяца.
По строю прошел немой шок. Их лица, еще секунду назад искаженные болью и экстазом обретения силы, застыли в ужасе и непонимании.
— Так что у нас с вами осталось полмесяца, — я сделал паузу, давая им осознать. — Если план, ради которого вы клали головы в Желтом Драконе, провалится… у меня не будет ни единого шанса это исправить. Никакого другого способа продлить себе жизнь. Это мой выбор. Моя солидарность с погибшими. И мое уважение к вам, выжившим. Мы связаны теперь не просто присягой. Мы связаны временем. Моим временем.
Тишина стала абсолютной. И тогда ее разорвал сдавленный рык. Хамрон, с лицом, искаженным бурей эмоций, сорвался с места и, не в силах вынести тяжесть подарка и цены за него, бросился ко мне и сжал в объятиях так, что у меня хрустнули ребра. В прошлый раз, когда использовал эту способность на нем, я не рассказывал ему об ее истинной цене.
Он не говорил ничего. Просто держал, дрожа.
За ним, стирая слезы тыльной стороной ладони, подскочила Бьянка. Потом — Карина, ее хватка была тише, но в ней читалась та же преданность.
А потом это стало лавиной. Они шли ко мне — все сто сорок три человека. Они окружали меня, обнимали, хлопали по плечу, по спине. Их руки, грубые, сильные, в мозолях и шрамах, ложились на меня, на Хамрона, на Бьянку, на Карину, на плечи впередистоящих. Они смыкались вокруг меня, формируя живой, дышащий круг единства.
Я стоял в эпицентре этого человеческого шторма, и сквозь физическую усталость и боль я вдруг ощутил нечто новое.
От каждой прикоснувшейся ко мне руки, от каждого плеча, на которое легла чья-то ладонь, ко мне потянулись тончайшие, едва заметные нити… нет, даже не нити — струйки. Струйки теплой, живой, неистовой энергии.
Она была грубой, необтесанной, пропитанной их болью, их гневом, их волей к жизни. Она впитывалась в меня через кожу, через золотые узоры Маски, которые вдруг зажглись на моей груди тусклым, ответным золотым светом.
Я поднял голову и увидел их глаза. В глубине зрачков каждого из ста сорока трех бойцов мерцал тот же самый тусклый золотой огонек. Единство. Преданность. Жизнь, отданная в мои руки и теперь… теперь возвращавшаяся мне.
Мир поплыл. Звуки стали приглушенными, очертания лиц расплылись.
Я снова стоял в абсолютной, беззвучной пустоте. А передо мной, холодная и безмолвная, парила в темноте Маска Золотого Демона.
— Интересно, — прозвучал голос.
Он был не похож на тот безличный, вселенский гул, что я слышал от Маски раньше. В нем была текстура, тембр, почти что возраст — мудрый, усталый, с легкой, едва уловимой ноткой любопытства и… одобрения? А еще, разумеется, в нем были слова. В отличие от самой Маски, общавшейся лишь образами, этот собеседник изъяснялся понятными мне терминами.
— Очень интересно, — повторил голос, и в нем послышалось нечто, напоминающее улыбку. — Новый носитель не просто жаден. Он… понятлив. Пусть и запоздало, через боль и потерю, но он узрел самую суть. Главная ценность — не мертвый блеск камней и металла. Она — в них. В этих хрупких, яростных, преданных существах. В людях.
Я не смог ответить. Мое сознание, еще не оправившееся от перегрузки, просто впитывало звук, пытаясь анализировать, искать источник.
— И не просто узрел, — продолжал голос, и его тон стал почти что торжественным. — Он начал творить. Писать свою историю. Еще даже не достигнув Предания, не обретя права на память предков. Это… редкость. Это заслуживает внимания. А значит, заслуживает и награды.
Пауза, густая и значимая.
— Я призвал тебя, чтобы ответить на три твоих вопроса. Задавай.
Мысли пронеслись вихрем. Тысячи «почему», «как» и «что теперь». Но я заставил себя отбросить панику и сфокусироваться. Три вопроса. Самые главные.
— Кто ты? — выдохнул я первое, что пришло в голову, самый фундаментальный вопрос. — Этот голос… это ведь не Маска?
Легкий, бархатный смешок, словно от моего замешательства.
— Прямолинейно. Хорошо. Я — не она. Я — в ней. Я — эхо. Сумма. Совокупность сознаний, воли, воспоминаний всех, кто когда-либо носил эту Маску до тебя. Мы здесь. Мы — я. И если ты падешь, твое сознание, твоя воля, твоя боль и твои победы тоже станут частью меня. Навечно. Таков цикл. — Голос смолк, давая мне осознать. — Но если ты станешь достаточно сильным… достаточно значимым… ты получишь доступ к нам. К нашей памяти. К нашим знаниям.
От этой мысли стало одновременно жутко и захватывающе. Я не просто ношу артефакт. Я ношу в себе целый пантеон прежних хозяев.
— Второй вопрос, — потребовал голос.
Я собрался с мыслями. «Собственная история». Что он имел в виду?
— Что значит «начать свою собственную историю»? — спросил я. — О чем ты?
На сей раз в тишине повисла легкая, почти что отеческая снисходительность.
— На этот вопрос я не буду отвечать. Ты и так поймешь это сам, едва очнешься. Увидишь своими глазами. Прочувствуешь. Это был бы пустой ответ. Я не засчитаю его. Спрашивай другое.
Ладно. Тогда самый насущный вопрос. Самый болезненный.
— Как мне продлить жизнь? — выпалил я. — Ты знаешь способ? Кроме… постоянной подкормки Маски?
— Единственный способ для тебя, — голос прозвучал строго и четко, как указующий перст, — это повышение твоей собственной значимости. — Он сделал паузу, подчеркивая важность. — Твоя жизнь сжигается Маской так быстро, потому что ее ценность минимальна. Чтобы компенсировать это, ты должен стать… больше. Весомее. Не просто носителем. Ты должен стать фигурой. Легендой. Значение твоего существования должно стать достаточно большим, чтобы Маска больше не смогла его так просто сжигать. Что это значит? Это уже другой вопрос, и я рекомендую найти ответ на него самостоятельно. — Еще одна пауза, на этот раз более мягкая. — Но я дам совет: продолжай собирать их вокруг себя. Людей. Ибо люди, а не золото, — именно то, что создает истории. А истории… истории и есть та валюта, что имеет настоящую ценность
