Былины Окоротья - Егор Андреев
Мальчишка было скорчил недовольную мордашку, но, придавленный тяжелым взглядом Всеволода, недовольно буркнул:
– Благодарю… э-э-э… госпожа.
Рыжий и высокий остроносый княжич внешностью все больше напоминал отца. Окольничий был уверен, что с годами плечи юноши станут шире, взгляд приобретет свойственную мужчине уверенность, руки – твердость, а прыщи сойдут. «Скоро Петр чертами превратится в молодого Ярополка. Прискорбно только, что во всем остальном он начинает до боли походить на мать», – отметил про себя Всеволод. Отметил с сожалением, от которого ему перед самим собою стало стыдно.
Кудесница в ответ на вынужденную благодарность княжича церемонно поклонилась. Однако воевода видел, что на губах Врасопряхи играет все та же легкая улыбка, из-за которой ее действия казались чуть ли не насмешкой. По счастью, Петр этого не заметил.
– Хоровод рад оказать услугу владетелю Марь-города. Быть может, после завершения похода Ярополк станет хоть немного серьезнее относиться к нашим советам и перестанет делать вид, что Лысого холма не существует.
– Пока что рано говорить о возвращении, мы еще и за стены-то не вышли. Плохая это примета, – проворчал Всеволод, отвязывая Ярку и гнедого, принадлежащего Петру, от вкопанных в землю жердей. Необструганные слеги служили опорами строительных лесов, в которые завернулись недостроенные стены Колокшиных ворот. Передав удила мерина княжичу, Всеволод взял под уздцы свою кобылу и зашагал вслед за колонной. Врасопряха и юноша двинулись за ним.
Город разбудил протяжный трубный звук. Солнце уже выглянуло из-за горизонта, золотя лучами стройный ряд еловых макушек недалекого леса. Осветило зорькой холм с кремлем, одев башни в расшитую блестящим бисером кисею. Маковка на повалуше, крытая выкрашенным охрой лемехом, засверкала, как сокровищница царя Замаха. Свет и пришедшее с ним тепло заставили туман откатиться к подножию утеса. Туда, где все еще властвовала тень. Туда, где второй год зодчие возводили внешнюю городскую стену и высокие проезжие ворота, которые уже стали именовать Колокшими. Именно из них, из-под острых стрел пузатых кранов со ступальными колесами и почти законченной крыши гульбища, раздался этот звук – заунывное пение боевого рога.
Если бы в этот ранний час по марьгородскому Северному тракту ехал всадник или шел путник, он встретил бы идущих по дороге кметов. Немногочисленная колонна вышагивала по камням большака под прапором цвета свежей крови. Остановившись на обочине, странник почтительно склонил бы голову перед гарцующим на гнедке молодым княжичем. По-свойски кивнул бы воеводе, прослывшему в народе «своим человеком». Заинтригованный, он, несомненно, проводил бы взглядом странную женщину в черном, которая ехала верхом на низкорослой рыжей лошадке. Не отставая ни на шаг, за всадницей следовал рослый парень. Настоящий богатырь, красавец, он бы напугал его своим странным неподвижным взглядом.
Так все случилось бы, повстречай дружина на своем пути всадника или одинокого странника. Но отряд не встретил никого и остался незамечен. Пройдя под стенами Марь-города, дружина вскоре скрылась, растворившись в утренней мгле.
У Камаринской Вежи
Желтая от цветков мать-и-мачехи обочина дороги двумя полосками уходила вдаль, теряясь между коричневыми лоскутами пашни и пойменными лугами. Среди залитых талой водой займищ, гордо вскинув головы, царственно вышагивали цапли, покрякивали утки и бегали пестрые кулики. Мало кого из них интересовали люди, бредущие по большаку. Меж тем отряд миновал стоящую на холме мельницу, размеренно вращавшую крылами, и крытые соломой хатки небольшого хуторка. Покидая обжитые людьми места, кметы сошли с мощенного булыгой купеческого тракта на вешняк. Идти сразу стало тяжелее. Ощетинившийся древками копий червь колонны погряз в раскисшем суглинке, как мутовка в масле. Вчерашний ливень и весеннее половодье сделали свое дело, превратив землю в подобие густого овсяного киселя. Жирная грязь чавкала и липла к сапогам, мешала.
Снаряжение княжеского ратника – саженное пехотное копье, шлем с бармицей, ростовой щит, кольчуга в пояс, полуторный меч, топор или кистень на выбор, лук, колчан со стрелами и суконный плащ – весило чуть менее двух пудов. Вся эта поклажа вминала воина в жижу, неумело изображавшую дорогу, не хуже севшего на плечи черта-чревобеса. Так что Ярополк был прав: будь у них телеги, они бы уже сейчас, не доходя до зареченских болот, тратили уйму времени, вытаскивая их из размокшей почвы. Оставалось только порадоваться прозорливости князя. Впрочем, Всеволод и сам знал о половодье. Не первый год ходил он по весне в ратные походы. Знал он и то, что вскорости вешняк выведет их из изветины на пригорок и идти станет в разы легче. Именно поэтому Всеволод не обращал внимания на жалобы Петра, сетовавшего на медлительность их передвижения.
Княжич с недовольной миной без конца понукал своего мерина и метался вдоль колонны. Увязавший по самые бабки, гнедой тяжело вырывал ноги из грязи и шумно фыркал. Вскоре он вконец выбился из сил. Груженная лишь свернутой попоной, амуницией и небольшим мешком с овсом Ярка, которую Всеволод вел под уздцы, смотрела на рысака с искренним сочувствием. Как и воевода.
А вот лохматая лошадка волховуши, несмотря на тугие перехваченные тороками вьюки и висящие на боках сумки, вовсе не знала усталости. Неторопливо вышагивая вслед за кобылой Всеволода, она безмятежно поглядывала сквозь палевую челку, изредка мотая косматой головой. Врасопряха, покачиваясь, ехала на ней, накрыв голову куполом капюшона и погрузившись в чтение какого-то пергамента. Со стороны казалось, будто ворожея не обращает внимания ни на окружавший их пейзаж, ни на суету отпрыска Ярополка.
Десятник Пантелей пристроился к ковыляющему Карасю и что-то пылко тараторил, бурно размахивая обеими руками. Судя по фигурам, которые он рисовал в воздухе ладонями, речь могла с равной долей успеха идти как о надутых ветром парусах, так и о прелестях женщин. Кузьма внимал, разинув щербатый рот.
Замыкали колонну мрачный, словно туча, Видогост со своей десяткой и парочка навьюченных провизией, фуражом и свернутыми палатками ослов.
Вскоре, как и ожидал Всеволод, пойма закончилась и дорога пошла вверх. Грязь и слякоть остались позади. Выбравшись на небольшую открытую поляну, воевода остановил отряд и дал людям время счистить грязь с сапог и передохнуть. Стоящее в зените солнце прогревало землю, но, хвала богам, не пыталось снова превратить день в пекло.
Привалившись спиной к стволу березы, воевода меланхолично перетирал зубами кусок вяленого мяса, когда к нему подошла Врасопряха. Колдунья, конечно же, была в сопровождении Ксыра.
– Споро идем, воевода.
