Дела Тайной канцелярии - Виктор Фламмер (Дашкевич)

– Как! Ты! Мог! – Каждое слово, которое выкрикивал ректор, он вбивал в своего бештаферу очередным ударом ноги.

Тело Педру, и без того очень ослабленное, не успевало залечивать повреждения, поэтому после одного из ударов он, не успев восстановить равновесие, упал на бок. Дон Криштиану замер, на его лице появилась гримаса страдания, он попятился и сел в одно из кресел. Обхватил голову руками.

– А-а-а, что же ты творишь… ты, чертов безумец! Когда ты там… там!.. Трепыхался… У меня сердце чуть не остановилось! Ты был на волосок от гибели!

– Я очень виноват, повелитель. – Педру, с трудом перевернувшись, встал на одно колено и низко склонил голову. Волосы легли на его лицо, почти полностью скрывая. И это было хорошо – по его напряженному выражению дон Криштиану мигом бы догадался, насколько бештафере сейчас плохо.

– Виноват? Да неужто?! Подними голову!

– Очень виноват… – тихо повторил Педру, выполняя приказ. Его маневр не прошел. Да и кого он пытается обмануть? Связь с хозяином очень сильная, и дон Криштиану чувствовал все, что произошло с его бештаферой, едва ли не лучше, чем сам Педру. Впрочем, как и сейчас, Педру чувствовал, что ярость повелителя начала стихать.

– Ты провел без сознания больше двадцати минут. И все это время я не знал, очнешься ли ты! Уже готовили вертолет, я собирался лететь за тобой. Что произошло? Рассказывай. И не смей даже пытаться что-то утаить.

Глядя на пряжку ремня ректора, Педру подробно доложил о том, что именно произошло ночью. А когда он закончил, в кабинете повисло тягостное молчание.

– Я ведь просил тебя не рисковать? Просил! И что в итоге? Ты не предупредил меня, просто сбежал ночью! Почему?

– Вы бы не позволили мне. Штормовое предупреждение объявили еще с вечера.

– Ну конечно. И ты, услышав это, преспокойно подал мне кофе, прекрасно зная, что улизнешь в свой Назаре! А я ночью проснусь в холодном поту и буду секунды считать в ожидании твоей смерти. Нет, все. С меня довольно. Я столько лет позволял тебе играть на нервах. Хватит! Я запрещаю тебе даже приближаться к океану. Зачет у студентов будешь принимать с расстояния пятисот метров, с берега. Твоего зрения на это вполне хватит.

Педро почувствовал, как что-то, еще холоднее, чем океанская вода, сжало его сердце. На миг он поднял на хозяина растерянный взгляд, а потом приблизился и припал губами к его руке.

– Молю, не делайте этого, – прошептал он, – умоляю… это же моя жизнь… я ведь не смогу без волн…

Дон Криштиану резко отдернул руку.

– А Академия, Педру? Она сможет без тебя? А я? – так же тихо произнес он.

Педру почувствовал, как от этих слов начало жечь глаза.

– Мой повелитель, – проговорил он, – я обещаю, нет, я клянусь, это больше не повторится. Я не стану так рисковать.

Тишина стала такой оглушающей, что казалось, было слышно, как ползут секунды, превращаясь в минуты.

– Хорошо, – наконец медленно проговорил дон Криштиану, – я отменяю запрет. Но больше никаких «рекордов», тебе ясно? И никаких катаний по ночам в одиночестве. Только в сопровождении людей и спасательного катера.

– Да! Конечно! Я не забуду, никогда не забуду вашей доброты, мой повелитель. – Из глаз Педру потекли слезы. Откинув волосы, он совершенно их не скрывал.

В тело снова вернулась легкость. Кажется, на этот раз опять пронесло…

– Погоди благодарить, – проговорил дон Криштиану. – Ты не прощен, и наказания тебе не избежать. И будет оно суровым, вполне соответствующим твоему поступку. Ты подверг опасности себя, тем самым поставив под угрозу Академию. Ее культуру, быт, безопасность, наконец. Ты это хорошо понимаешь?

– Конечно. И готов к любому наказанию.

– Так тому и быть. Сегодня я дам тебе время прийти в себя. Проведи лекции и выдай студентам домашние задания на пять дней. А с завтрашнего утра я приговариваю тебя к пяти суткам у позорного столба. В колодках, на хлебе и воде. Понял?

– Да, мой повелитель.

Что же… наказание оказалось суровым. И справедливым.

Все следующие сутки Педру был занят подготовкой к своему пятидневному отсутствию. Правила следовало четко соблюсти, поэтому никто не сможет во время наказания подходить к нему по рабочим вопросам. Даже студентам перед подобным наказанием давали время сделать домашние задания или сдать срочные зачеты и экзамены: в отличие от заключения в камере, где можно и даже нужно было заниматься, у позорного столба провинившийся должен был размышлять о своем поступке и покорно терпеть все издевки и унижения от любого, кто пройдет мимо. Поскольку у позорного столба наказывали не только студентов, но и менторов, существовало строгое правило: наказанный после освобождения не должен преследовать своих обидчиков или как-то мстить им. А с ним самим, по старинной традиции, разрешалось и даже полагалось делать все что угодно: обзывать, бить, разрисовывать лицо и тело оскорбительными надписями, кидаться нечистотами, от которых сам наказанный должен был потом очистить площадь. Единственное, что запрещалось, – это истязать и калечить. Об этом оповещала табличка, прикрепленная к самому столбу – невысокой стеле из серого гранита.

В нынешние времена к позорному столбу приговаривали очень редко. И тем более возле него много лет не оказывались бештаферы-менторы. Педру не помнил такого даже во времена правления отца дона Криштиану, дона Антониу.

Главный ментор не знал, будут ли его, как положено, пороть перед основным наказанием. Поэтому заранее распорядился подать на завтрак двойную порцию мяса. Он не хотел позорить себя еще больше, потеряв сознание, – ведь отдохнуть и набраться сил за эти сутки у него так и не получилось.

Последняя лекция проходила в большом полукруглом зале. Студенты сразу трех факультетов занимали почти все места на трибунах – здесь присутствовали и будущие боевые колдуны, и те, кто собирался заниматься наукой или политикой.

– А теперь прошу внимания, – проговорил Педру, закончив лекцию, – в связи с некоторыми обстоятельствами я не смогу вести у вас занятия в течение пяти дней. Поэтому меня заменит профессор Силва.

– Ура! – послышалось с задних рядов. Педру медленно обернулся. Студенты вжали голову в плечи.

– Подозреваю, ваша радость вызвана предвкушением дополнительных заданий, которые я собираюсь вам выдать. И предстоящим практикумом, который проведу, когда вновь вернусь к занятиям. Спрашивать буду всех: и присутствующих, и отсутствующих сегодня. Поэтому потрудитесь, пожалуйста, предупредить своих сокурсников.

По рядам студентов пронесся стон. Педру с легкой улыбкой скользнул по ним взглядом.

– Какие-то возражения? Замечания? – поинтересовался он.

Ответом была тишина.

– Что же, – мягко, почти ласково проговорил Педру, – завтра у вас появится возможность высказать все свое недовольство. Заранее прошу не стесняться. А сегодня… – он вернул голосу прежнюю суровость, – вы открываете свои тетради и начинаете записывать задание.

В шесть утра Педру появился на пороге кабинета ректора. На