Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас
— Прости, Дашенька…
— Тебя люди ждут. Им твоя помощь нужна, — напомнила Даша.
Роман Александрович сконфужено пробормотал:
— Что-то еще, Илья? После такого как-то общаться по имени-отчеству… сложновато, не находите?
— Данные по аварии, — сухо сказал тот. — И да, Роман Александрович. Все очень сложно. Только вряд ли стоит переходить на «ты». Мы не станем друзьями, скорее всего.
— Так скажете, — легко пошел на попятную Сумароков. — Тормозная система автомобиля была в плохом состоянии. Сейчас разбираются — это чье-то вмешательство или чье-то разгильдяйство. Камера наблюдения за дорогой именно там, на повороте, была отключена. С других камер мало что видно. И простите моих людей — у них привычка самим решать проблемы. В опричных землях иначе не бывает. Вы подумайте — там вам будет где развернуться. Там до сих пор много проблем. Это сложное место для службы, но вы должны справиться.
— Я подумаю. Ничего не обещаю. Можете что-то рассказать о столице?
Голос Сумарокова снова стал напоминать арктическую пустыню:
— Это нетелефонный разговор. Приеду — все сообщу.
— Разница в магимпульсах была?
— Была. У вас тоже?… — осторожно уточнил Сумароков.
— Именно.
— Постараюсь приехать как можно скорее. Посторонних не было. Охрана стояла, как всегда, за дверьми. Центр взрыва — в зале для совещаний. Я был в метре от него. Все мертвы. Только я выжил. Почему — до сих пор не понимаю. Все остальное — только лично. А сейчас простите, Даша разволновалась. Если что-то нужно еще — позвоните позднее. Хорошо?
— Хорошо, Роман Александрович. Спасибо за беседу.
— Это вам спасибо — и за жену, и за ребенка, и за Таисию Саввовну. Берегите себя. Я все же надеюсь на дружбу.
Илья прервал звонок, прочитал сообщения в молнеграмме, что-то написал в ответ и, отключив телефон, убрал его в карман пальто. Тая смотрела вперед, на редкие огоньки поселка магмодов, на громаду научного центра, на далекий, пустой сейчас дом, в котором жила вместе с дедом… Надо же. Даша заплатила Разумовской, а Тая думала, что это Илья и Гордей, или Кот и Илья, а это были Даша и Илья. Она слишком многим должна. Только бы хватило драгоценностей в шкатулке. Только хватило бы сил завершить историю, которая началась тут чертову дюжину лет назад. И ведь даже сегодня ночью ничего не закончится — ей потом нужно будет пройти обследование в патологии. Попросить Илью вмешаться или не стоит? Там в патологии Кот и Гордей. Будет рядом с ним, сможет поддержать их, сможет быть рядом с ними, когда она им так нужна. Чума…
— Мрак! Гордей знал о шантаже. Знал и молчал. А я ведь говорил, что вместе вести расследование проще. Гораздо проще, когда никто не скрывает важные факты.
Илья посмотрел на Таю своим немигающим, тяжелым взглядом и спросил:
— Все хорошо?
Она лишь кивнула.
— Точно? Тебя не задел разговор с Сумароковыми? Я до сих пор с трудом разбираюсь в людских эмоциях. Я до восемнадцати лет вообще почти постоянно жил в змеином теле из-за порока оборота. Тая, не молчи.
Она заставила себя сказать:
— Илья, не волнуйся.
Он бросил взгляд в боковое зеркало и вырулил на пустое шоссе:
— Тогда… Поехали. Тая, хотел бы я сказать, что меня точно так же обманули, как Дашу, добиваясь согласия на ритуал, но нет. Дело в том, что я вообще не помню ритуал. Первый шрам на груди от веретена я считал шрамом от небольшого вмешательства — мне убирали липому. Все. Больше никаких воспоминаний о ритуале нет. Шрам и… Твоя нить во мне. Я думал, может, ошибка в дате рождения позволила отцу дать за меня разрешение. Я родился в Ницце, там иной календарь. Мало ли, писарь ошибся и не так внес дату — забыл, что надо добавить тринадцать дней. Но нет. Я родился первого декабря или семнадцатого ноября, а отнюдь не тринадцатого декабря. Перевод с григорианского календаря на наш юлианский был сделан правильно. На данный момент и тогда, тринадцать лет назад, я самый старший полоз в семье. Выше меня, кто мог бы приказать, нет никого. Женские змейки не в счет, в нашем роду у них нет власти над мужчинами. Они мелкие и не сильны во владении магоэнергией. Я не знаю, как я дал согласие, Тая.
Она видела, как вцепились его пальцы в руль — Илья до сих пор тяжело реагировал на то, что сделали с ним и Таей. Она попыталась его утешить — способов получить согласие много, как медик она это знала:
— Возможно, от тебя добились согласия в момент премедикации к операции, возможно, уже в момент введения в наркоз — там есть момент, когда заставляют вести обратный отчет, тогда ты уже неадекватно реагируешь и можешь сказать что угодно. И согласиться на что угодно, Илья. Это уже неважно.
Он твердо сказал:
— Мне важно. Тая, мне важно это знать и понять. Я всегда отвечаю за свои слова.
Она посмотрела на него:
— Я на тебя не злюсь. Ты невиноват. Понимаешь? Я была неправа, я судила на эмоциях, а так нельзя.
— Спасибо за веру в меня.
Тая тихо рассмеялась:
— Не за что. Я могла бы и раньше начать тебе доверять. Наверное.
Илья предпочел отмолчаться.
Внедорожник споро месил дорожную грязь, в которую превратился выпавший снег после обработки реагентами. За окном стало совсем темно. Ничего не видно. Тая то и дело посматривала в боковое зеркало, и Илья подсказал:
— Хвоста нет.
Тая лишь кивнула — ему виднее.
Через четверть часа показался тот самый ненавистный дорожный столб. Десятый километр от Змеегорска. Именно тут её нашли. Илья припарковался под фонарем и замер, в упор рассматривая Таю.
— Может, не стоит так рисковать? Может, стоит все бросить? Хочешь, в лес пойду я?
Она заставила себя улыбнуться — ради Ильи:
— Я тринадцать лет бегала. Хватит. Я хочу сама все понять. Сама разобраться. И спасибо, что прикрываешь мне спину.
Тая скомканно напомнила, что не надо за ней сразу же идти, получая в ответ тяжелый, придавливающий к земле взгляд, и вышла из теплого салона машины, промерзая чуть ли не моментально.
Илья, прошипев на прощание:
