Товарищ Йотунин - Адель Гельт
— Потому, — ответил остроухий призрак, — что загубить четверых разумных ни за понюх табаку, да без какого-нибудь заметного эффекта… Это надо быть или страшно невезучим, или совсем дураком. Или сразу и тем, и другим. И, стало быть…
— Пентада, — перебил я эльфийского негосударя. — Пять элементов, не четыре. Гоблин, снага, урук, эльф… Вашу мать! — догадался я.
— Вот именно, — окончательно помрачнел Гил-Гэлад. — Пятым, с высокой долей вероятности, будет…
— Тролль, — закончил я за него.
Глава 26
— Мало ли в Казани троллей! — чуть не поднял меня на смех Колобок.
Мы с моим начальником встретились, как и положено, следующим утром — на работе.
— Таких — мало, — возразил я.
Мертвая моя команда — и примкнувший к ней вполне живой урук — засиделась вчера за обсуждением ситуации до самого позднего вечера. Дошло до того, что я чуть не опоздал на работу: весь обратный путь пришлось проделать пешком.
С одной стороны — подумаешь, несчастных восемь километров! Почти совсем ничего для молодого тролля, ловкого и выносливого — в этом, конечно, мире.
С другой — топать пришлось мимо болот, хтонических полностью и не до конца, постоянно ожидая неприятностей: то ли из глубин гнилых вод, то ли еще откуда-нибудь. Скажем, пролетит вдруг кто-нибудь на вертолете, и необязательно волшебник…
Так, о чем это я? А, ну да! Вчера засиделись допоздна, и даже после того, как отчаянно зевающий урук утопал куда-то на второй этаж, в смысле, спать, я не мог успокоиться — слишком животрепещущей оказалась тема обсуждения.
— Так, юноша нас покинул, — пошутил старик Зайнуллин. — Хорошо хоть, только до утра.
Вот что еще меня в этом мире удивляло неимоверно: чувство юмора у тех, у кого вообще никаких чувств быть не должно! Высоко организованные восставшие могут, конечно, изображать эмоции, но всякий некромант ощущает таковые как… Наверное, как игру плохого актера на подмостках провинциального театра юного зрителя. Тут же мертвецы ничего не имитировали — я был уверен в том, что все чувства их не показные, но настоящие.
— Дело, — согласился легендарный государь-или-нет. — Можно будет нормально поговорить… Без иносказаний и недомолвок.
— Да, — я был односложен. — Поговорим. Что?
— То, — не сдался дохлый эльф. — Пентада — в нашем случае — структура объемная. Скажи, потомок, изучал ли ты начертательную и аналитическую геометрию? Ну, в своем воображаемом мире?
— Изучал, — не стал спорить я… И снова стал. — Чего это мой мир воображаемый? Да он более настоящий, чем вы тут все! Ни логики, ни нормальной диалектики, колдуют, как на душу положит, а туда же. Воображаемый, а!
— Ладно, ладно, не заводись, — эльф сделал призрачными руками движение — будто успокаивает набежавшую волну, причем у него получается. — Обсудим еще, есть пара мыслей. Давай ближе к делу.
— Если это жертвенная пентада, — почти не напрягаясь, вспомнил я, — должен быть еще фокусирующий фактор. И стабилизирующий, но это может быть одно и то же.
— Например? — эльф сделал мнимым лицом выражение «высокомудрый наставник искренне радуется успехам нерадивого прежде ученика».
— Человек. Последняя жертва — человек. Осталось понять, какой именно…
— Вот, — согласился житель посоха, и второй мертвец за нашим столом поддержал того кивком.
— Тут просто, — взял слово старик Зайнуллин. — Обратите внимание оба, если еще этого не сделали. Все жертвы — почти все, из тех, о которых нам известно — они чем-то выделяются из числа соплеменников, или выделялись при жизни, если точнее.
— Снага — карлик, — еще раз пережил я миг своего позора, эльф — из очень серьезной древней семьи, урук… Не знаю.
— Урук тоже, — поделилось умертвие. — Я его узнал, совершенно случайно — ну, когда смотрел твои воспоминания, начальник. — Уникум в своем роде, резчик, отказавшийся от дара, и успешно.
— Кто? — с этой стороной жизни черных орков я знаком не был. Заю Заю расспросить, что ли…
Почти встал, почти собрался звать того обратно, в нашу тесную компанию, но передумал: и урук уже спит, наверное, и слышать ему надо не все из того, о чем мы говорим… Вместо этого взял чайник, наполнил его водой из крана, да взгромоздил тот на плиту.
— Резчик, — дождался меня эльф. — Профессия… Уважаемая и волшебная. Это при том, что оркам не подвластна стихийная магия…
— Она и троллям неподвластна, — хмыкнул я. — Типа. В этом мире.
— Вот ты уперся! — восхищенно отметил эльф. — Нет никакого «этого» мира, и «того» тоже нет, уймись! Используй то, что под рукою!
— Ты же сам, — возразил я, — опознал во мне пржесидленца! Я он и есть, жил в том мире, теперь, вот, в этом.
— Параллельные миры антинаучны, поэтому их не существует, — гнул свою линию эльф. — С чем я готов согласиться — так это с переносом во времени. Прошлое, будущее — все равно, но выяснить можно будет. Как-нибудь потом. Единственное что… — внезапный лектор взял паузу. Я воззрился на него с некоторым ожиданием: мало ли…
— Валинор, — надеждам моим оправдаться суждено не было. — Заокраинный запад. Как хочешь называй. Только ты ведь тролль…
— А как же то, что ты приходишься моему начальнику предком? — удивился старик Зайнуллин. — И ему четыреста лет, я же вижу. Ты тоже видишь!
— Я ему не прихожусь. Я его признал. Разные вещи! — возразил Гил-Гэлад. — Четыреста лет… Да. Ну вот, он прожил — в теле аутентичного, не пришлого — тролля четыреста лет, и пржесид… Язык сломаешь!
— Кто бы говорил, — процитировал я на память несколько строчек на высоком квэнья, старательно коверкая окончания. — Про язык. Тем более, у тебя того и нет.
— Так вот, Валинор, — сказал эльф. Я тоже всегда так делаю, когда не имею шансов на победу в споре — перевожу тему. — Теперь туда нет хода даже перворожденным, а ведь в былые времена мотались туда-сюда, как на работу и с работы…
Закипел чайник, и эльф вынуждено прервался: пока я шел к плите, пока сыпал заварку — прямо на дно большой чашки, знай наших! — пока заливал ту кипятком и нес получившееся обратно к столу…
— Откуда тогда, — я сполна воспользовался ситуацией для того, чтобы перехватить инициативу, — мои знания? Эфирная магия, бестиарий иного мира, необычные заклинания…
— Шизофрения, — выругался эльф на искаженном эллинском. — Душа твоя расщеплена, нам, мертвым, это хорошо видно. Ты — одновременно — юноша Ваня Йотунин, осколок могучего некогда клана, и сразу — четырехсотлетний ворчливый пердун, привыкший каменеть на солнце и умело варящий всякие эликсиры.
— Если бы у меня были какие-то психические отклонения, — начал я, но был перебит.
— Не все шизофреники гениальны, но ты
