Капля Испорченности - Роберт Джексон Беннетт
— Новый материал! — поделился со мной продавец. — Кожа из грибов, смешанная с маслом водорослей. Очень эластичная! — Ботинки были на ощупь пугающе мягкими и податливыми, но они держались, и я продолжал свою нудную работу.
Но я ничего не нашел. Я поговорил с более чем тридцатью офицерами-апотами в самых высоких званиях — капитанами, иммунисами, иммунисами-префекто, коммандерами — однако все, с кем я беседовал, не только имели подтвержденные алиби их передвижений десятого хайнала, но и большинство из них утверждали, что не были в банковском хранилище месяцами, если не годами. Чем больше я искал, тем меньше, казалось, находил.
Пока я выполнял свою нудную работу, комнаты Аны стали напоминать крысиное гнездо — к стенам, потолку и полу были прилеплены листы пергамента. Вскоре она была буквально окружена отчетами о кражах, живя в бурлящем мире украденных реагентов и прекурсоров. Если она и добилась какого-то прогресса, то не сказала об этом; она просто сидела в сердце этого шторма, перебирая струны своей лиры. Самым тревожным было то, что она прикрепила записку изо рта черепа к самой высокой точке одной из стен и работала день и ночь под маленьким странным девизом Te siz imperiya.
На третий день я навестил мадам Поскит в офисе Кредитной Группы Усини. Туда я принес огромный мешок талинтов — первый из многих платежей, которые мне предстояло ей сделать. Она демонстративно пересчитала каждую монету, а когда закончила, одарила меня своей широкой, приторной улыбкой и сказала: «Я буду с нетерпением ждать скорой встречи с вами!» Я поплелся прочь, бормоча что-то себе под нос и чувствуя себя несчастным.
На четвертый день я больше не мог этого выносить и отправился на поиски девушки, с которой познакомился в первую ночь. Я не смог ее найти, поэтому остановился на пожилом мужчине-курмини, офицере Казначейства, обладавшем утомляющим обаянием. Он настоял на том, чтобы приготовить мне полноценный ужин и подать вина. Я сразу почувствовал, что он пытается заменить кого-то потерянного, и согласился сыграть в его игру. Он плакал во сне посреди ночи. У меня не хватило духу сказать ему об этом утром.
Тем временем остальная часть Ярроудейла продолжала спокойно заниматься своими делами, забыв о краже и убийстве, как будто это была дружеская ссора. Корабли сновали вверх и вниз по каналам; торговцы приходили в банк Казначейства и уходили из него; в заливе вздымался и покрывался рябью Саван; я бродил по многочисленным грязным дорогам, размышляя, не окажется ли это моим первым расследованием, которое мы с Аной никогда не закончим.
УТРОМ ПЯТОГО ДНЯ нудной работы я обнаружил, что офицер, с которым я планировал побеседовать, — сороковой из списка, — недавно был прикомандирован к делегации префекто Кардаса, чтобы заменить погибшего Суджедо. Как мне сказали, это означало, что, если я захочу поговорить с этим офицером, мне придется разыскать Кардаса и его маленькую группу бормочущих цифры читателей.
— Но сегодня они на западе, — осторожно заметила клерк Казначейства. — Беседуют с официальными лицами королевского двора.
— Что вы имеете в виду, говоря о западе? — спросил я. — Вы можете сказать мне что-нибудь более конкретное, чем направление?
Она достала карту и указала на здание к западу от Старого города, расположенное высоко на холмах над городом. Вздохнув, я двинулся в путь.
Я заплатил несколько талинтов, чтобы нанять лошадь для этой поездки, и это оказалось мудрым выбором: к середине утра заморосил мелкий дождик, делая тропинки скользкими и ненадежными, но моя лошадь держалась уверенно. Пока мы ехали, передо мной открывался пейзаж: за каждым холмом, казалось, скрывался другой, каждый из которых был выше первого, и, когда над нами лил дождь, пейзаж оживлялся струящимися ручьями и журчащими водопадами.
Затем дождь прекратился, и клок низких облаков поднялся, словно вуаль, открывая взору строение, приютившееся на западных вершинах: белокаменную цитадель, сияющую в неверных лучах солнечного света. Высокий город Ярроу, оценил я. Это было почти небесное зрелище в этом странном, диком месте. Затем налетел еще один пучок облаков, и видение пропало.
Наконец, я прибыл к месту своего назначения, которое оказалось не таким приятным, как дом или особняк, но, скорее, грубым лесным фортом с парапетами, сделанными из стволов деревьев, и высоким каменным бастионом, расположенным за стенами. По стенам бродили солдаты, высокие, в железных кольчугах со сверкающими эполетами и высокими шлемами с тиснением. Значит, это солдаты Ярроу, а не Империи.
Я оглянулся на дорогу позади себя. Кто вообще правит этой землей? спросил я себя. Нахожусь ли я на самом деле в Империи?
Я с опаской подъехал к форту и расслабился только тогда, когда заметил экипажи имперского Казначейства, стоящие перед шаткими деревянными воротами. Рядом с ними стояли еще три экипажа, огромные, из темного дерева, искусно раскрашенные в зеленый и золотой цвета. Я предположил, что они принадлежали двору короля Ярроу, хотя и были не так хороши, как я представлял себе королевские экипажи.
Казалось неразумным просто подойти, постучать в ворота и потребовать, чтобы меня впустили, поскольку это могло не только побеспокоить охрану на стенах, но и прервать любые переговоры, которые Кардас вел внутри. Вместо этого я привязал свою лошадь рядом с лошадьми, запряженными в казначейский экипаж, спешился и прислонился к экипажу, чтобы подождать.
На мгновение мне показалось благословением находиться в этом тихом, пропитанном влагой лесу. Затем я услышал шум, мягкий и дрожащий.
Я склонил голову набок, прислушиваясь, и услышал это снова.
Это был плач. Кто-то плакал неподалеку.
Нет, не так: это был не один человек, а много.
Я стоял, не сводя глаз с огромных экипажей Ярроу. Я взглянул на стены форта и не увидел солдат, смотревших в мою сторону. Я тихо подошел к ближайшему экипажу Ярроу.
В задней части экипажа были две большие распашные двери, но они были надежно заперты на цепочку, а сверху виднелась широкая щель — окно. Бросив еще один осторожный взгляд на парапет, я ухватился за угол экипажа, подтянулся и заглянул внутрь.
Там находилось около дюжины человек, сидевших на полу и закованных в железные цепи. Их кожа была бледной и грязной, запястья в кандалах — тонкими, щеки ввалились. Они представляли собой жалкое зрелище и настороженно смотрели на
