Дом Франциса Шарка - Александр Скрибблер

уже бы блеванул, выплёвывая себе на бутсы расщеплённый желудочным соком гамбургер или большую франкфуртскую сосиску в куске теста, но только не русский детектив. С неба на городок утомлённо глядела луна, словно надзиратель, бесстрашно и холодно окидывающий взглядом запертых за решёткой заключенных. Большое окно выходило прямо на стоящий невдалеке дом. В окнах горел свет. Григорий достал бинокль и стал разглядывать объект. Дряхлый деревянный забор и покосившиеся жалкого вида ворота контрастировали с большим, красивым, стильно и элегантно отделанным одноэтажным жилищем. По всей видимости, хозяин уже в скором времени собирался ставить новое ограждение и соответствующие манере дома, вписывающиеся в общую картину, ворота. В противном случае у того, кто здесь жил было нездоровое чувство юмора. Занавески внутри были сдвинуты, однако же не настолько, чтобы закрыть обзор того, что творилось в комнатах. Бережной сразу обратил внимание на форточки: они были открыты в двух из трёх фасадных окнах, несмотря на неважную погоду. Это облегчало дальнейшую задачу, связанную с записью разговоров, если, конечно, таковые состоялись бы в доме. Ветер шевелил ветки растущих вокруг дома яблонь, а их листья серебрил лунный свет. Где-то пела ночная птица, мерное и раздробленное пиканье которой «тьва…тьва…тьва» ассоциировалось с чем-то мистическим и непонятным. Голос этой птицы, скрытой от случайных глаз пеленой темноты, напоминал посвист играющего в недрах души страха. Страха перед неизведанным… Григорий разглядывал окна, точнее — обстановку за ними. Наконец в одном из них появились двое — мужчина и женщина. В груди тут же проснулось волнение, поскольку Григорий узнал в них ту самую пару, о которой ему столько рассказывали. Да, все сомнения отпадали сами собой: это были Роман и Марина.

* * *

— Одиннадцатое сентября. Восемь сорок семь вечера. Я нахожусь напротив дома Романа Ельцова.

Детектив остановил запись, закрепил рефлектор на извлечённой из сумки пластмассовой подставке, вставив изогнутую в виде угла ручку параболы в выемку на поверхности подставки. С помощью глазка для наведения параболы на цель направил микрофон точно на дом Ельцова. Покрутил регулятор уровня идущей записи: поставил стрелку на указателе записывающего устройства посередине между положением «тихо» и «громко», чтобы улучшить качество записи насколько было возможно. Затем достал маленькую цифровую видеокамеру и включил её, увеличил масштаб съёмки на полную мощность. Расстояние между домами отвечало требованиям удачного манёвра и манипуляций ночной съемки. Марина была красивой, очень привлекательной тридцатилетней женщиной с русыми распущенными волосами и изящной фигурой. Роман — сорокалетним сутулым здоровяком с далеко неатлетичными и неидеальными, но внушительными формами тела. Казалось, несмотря на уже немолодой возраст и исчезновение некоторого количества волос на голове, он стал выглядеть лучше после того, как был запечатлён на снимке, лежащем у детектива в кармане. Записать разговор удалось, хотя он был коротким, а сразу после него Ельцов с Мариной занялись любовью. Камера записывала всё — от обнажения Романом и ласкания зрелых, полных грудей его спутницы (которая в свою очередь запускала раскрепощённые пальцы к мужскому достоинству её ухажера) и до последнего движения любовников, обнимающихся, целующихся и предающихся утехам на диване.

Луна висела уже над тополями, вовсю извещая о том, что ночь вступила в свои права. Жёлтый лунный глаз то и дело скрывался за плывущими по небу облаками, гонимыми прохладным ночным ветром. Из предшествующего соитию диалога стало ясно, что встречаются Ельцов с супругой Тигова уже давно и прекращать свои тайные похождения не собираются. Вдруг Григорий резко поднялся с корточек и едва не выронил камеру. То, что он увидел в её глазке, заставило встрепенуться его нутро. Спустя пять минут после страстного оргазма Роман поднялся с дивана и начал… меняться. Когда детектив выключил камеру и положил её на пол, он взял бинокль и через него вновь воззрился на окно. Его тело пробила крупная холодная дрожь, которая, казалось, ударила током по клеткам мозга. Рядом с укрывшейся покрывалом улыбающейся девицей, глаза которой в прямом смысле слова горели кроваво-красным огнём, стояло жуткое, сгорбленное существо серого цвета, напоминающее какого-то пришельца из космоса с большой головой. Когда тварь повернула свою морду с тяжело моргающими, поблескивающими глазами-блюдцами, в сторону окна, детектив отступил назад, словно чудовище глядело прямо на него и знало о его присутствии. В ту же секунду раздался треск, и Григорий почувствовал, как под ним ломаются гнилые доски, а он стремительно летит вниз.

Когда глаза Григория открылись, ему показалось, что он мёртв, что перед тем, как отправиться в мир иной человек переживает (так принято) самые запоминающиеся события жизни заново. Он вновь в них участвует, вновь примеряет на себя всё происходящее, вновь получает моральную травму, психологическое потрясение или же переживает ни с чем не сравнимое, почти астральное чувство восторга, радости и волнения, которое когда-то уже довелось испытывать. Какое-то время он лежал, не двигаясь, боясь пошевелиться, опасаясь того, что с ним может произойти в следующий момент.

Теперь он осматривал пространство над собой более осмысленно. Странное место… В голове пульсировала боль. Немного тошнило. Воздух был какой-то свинцовый, было трудно дышать. Если необходимо было собраться с мыслями, то этот момент уже наступил. Хотя зачем мёртвому собираться с мыслями?

(Нужно, если ты пока ещё живой. Нужно!)

Вспомни «Привидение» с Патриком Свейзи, герой которого до последнего момента не мог понять и поверить в то, что он мёртв. Будучи призраком, он ещё некоторое время пребывал на земле. У него были незаконченные дела, которые нужно было выполнить. А когда он с ними разобрался, двери рая раскрылись перед ним. У Григория вроде бы тоже были дела. Он выполнял служебное задание, вёл расследование. Он наблюдал за странной парой людей… Нет, не людей, а каких-то существ там, в доме.

Ну конечно!

Так всё и было. Потом он наступил на прогнившие насквозь доски пола…

Голова болит! Её словно железом залили. Дышать с каждой минутой всё тяжелее, будто воздуха становится всё меньше, и ты ничего не можешь с этим поделать. Это было похоже на какое-то мрачное подземелье. Мозг Григория лихорадочно работал, но он ничего не мог понять. В обе стороны тянулся источающий какое-то непонятное красноватое свечение, заполненный лёгким туманом, коридор. Мужчина долго смотрел на стены глазами, исполненными страха, и чем больше он пытался подавить в своём сердце прорывающуюся наружу панику, тем меньше оставалось сил отличить явь от кошмара. Стены… это были даже не стены, а что-то вроде твёрдого густого сплетения непонятного вещества. Отверстия, что были образованы на нём, походили на разных размеров дырки в стенках гигантского сыра. А за