Дом Франциса Шарка - Александр Скрибблер

Дмитрий Иванович пожал плечами:

— Вообще происходит здесь порой что-то странное — это точно. Люди пропадают. Ни тел, ни следов. А кто и находится — ничего толком не может рассказать. Мол, провалы в памяти. Но Вы, друг мой, разочарованным уж точно не уедете.

Он как-то странно улыбнулся. Григорию показалось, что за улыбкой старика скрывалось некое потаённое объяснение реплике, расшифровать которое не представлялось возможным, от чего по спине пробежал лёгкий холодок.

Глава 8

Ближе к вечеру Григорий сообщил Дмитрию Ивановичу, что с наступлением темноты пойдет «на охоту». Он так это окрестил — «охота за аномалиями». Старик отреагировал весьма спокойно, правда предупредил, чтобы его молодой квартирант был осторожен. Может быть, он и правда ни о чём не знает? Возможно, действительно не ведает о том, что по глухим проулкам Волгарска ползают чудовища? Хотя, с другой стороны, вполне вероятно, что старик темнит и не хочет говорить правду из-за боязни того, что поселившийся у него гость сочтёт его психом и будет в тайне насмехаться над ним. Но есть ли в этом смысл, если постоялец представился тем, кого верить во всякие сказки обязывает его работа, профессия? Во время предстоящей прогулки Бережной действительно решил не терять бдительность, дабы не натолкнуться на каких-нибудь странных соседей. Его машина стояла во дворе. Когда он заехал во двор, огромная немецкая овчарка по имени Макс свободно разгуливала по двору взад-вперёд, привязанная цепью к толстой и прочной проволоке, протянутой через весь двор от ворот до калитки в сад. Даже после того, как хозяин привязал собаку в саду, та ещё долго не унималась. И лишь спустя время Макс уморился, свесив длинный розовый язык к земле и на время забыв о госте. Погода хоть и не изменилась, но дождь прекратился, так и не перейдя в ливень. Уже очень скоро мог позвонить Тигов и поинтересоваться, как продвигаются дела. Распаковав вещи в своей комнате, детектив стал готовить к походу портативное аудиоустройство: достал небольшой параболический рефлектор в виде металлической тарелки, облепленной матовым скотчем, с встроенным микрофоном и проводом для подсоединения к аудиоустройству. Также он положил рядом на пол бинокль, записную книжку и заряженный, поставленный на предохранитель, пистолет Макарова. Когда большая спортивная сумка была полностью освобождена от одежды, всё перечисленное выше отправилось внутрь неё за исключением пистолета. Его Григорий решил потом заткнуть за пояс джинсов. Своё служебное удостоверение и врученные Тиговым фотографии он держал во внутреннем кармане пиджака. Он ещё не знал точно, действительно ли недостроенное, заброшенное строение напротив дома Ельцова является удобным объектом для наблюдения, но тем не менее присоединил рефлектор к аудиоустройству и убедился, что всё исправно: что запись ведётся не на самой маленькой скорости, а напряжение в источнике питания устройства находится на допустимом уровне. В записной книжке он отметил дату, время и обозначил свои действия, дабы не упустить в будущем любую малейшую деталь. Всё то же самое он наговорил в микрофон, включив запись, а также подробно охарактеризовав свои похождения текущего дня.

Будильник сотового телефона зазвенел в половине восьмого вечера, однако Григорий проснулся раньше. Он пробудился, словно бы сквозь сон ощущая на себе чей-то пристальный взгляд. И, хотя в комнате кроме него никого не было, всё равно стало немного не по себе… Он перевёл телефон в тихий режим и убрал в карман висящего на стуле пиджака. Дмитрий Иванович сидел на кухне, во рту его дымились остатки сигареты. Рядом с ним на скамейке лежало старое одноствольное ружьё, а сам он был занят изготовлением самодельных патронов: брал из целлофанового пакета пустые гильзы, засыпал в них дробь, затыкал заранее набитыми из картона пыжами. В том же пакете лежала целая кучка капсюлей — пластинок, которые с помощью специальной иглы вставлялись в дно гильзы.

Старик взглянул на Григория.

— А я как раз хотел Вас к ужину звать.

— Спасибо. На охоту собрались, Дмитрий Иванович?

— Ну, в общем-то, нет. Просто решил боевых зарядов наделать. Подумал — раз решили сюда прислать уфолога, значит ситуация совсем выходит из-под контроля. Лучше подготовиться заранее. Так, на всякий случай. К тому же тут ведь если не гуманоиды, то другие звери шастают… — Старик взглянул на детектива, снисходительно улыбнулся и молвил: — Люди, Гриш. Сами люди. Газеты пестрят заголовками о грабежах, убийствах, насилии, и неясно, что с нами будет завтра.

* * *

Солнце скрылось, а красноватая полоска света над горизонтом привносила нотки мистичности. Недостроенный дом из шлакоблока находился метрах в ста от дома Романа Ельцова. Вокруг он изрядно зарос высокой дикой травой, а на первом этаже через неё приходилось в буквальном смысле продираться. Внутри строения пахло болотом и плесенью. Возле противоположной от бездверного входа стены стояла высокая деревянная лестница, которая, по-видимому, когда-то служила проходом на верхний этаж. Лестница была шаткая, и один раз, когда Григорий уже был под самым потолком, показалось, что перекладина под ним треснула и сейчас он вновь окажется на земле — будет лежать и корчиться от боли. Однако судьба проявила к нему благородство, и он почувствовал, что Бог в этот вечер был на его стороне. Конец лестницы едва доставал до верха. Бережной снял с плеча сумку, поднял и затолкал её наверх. Руками ухватился за край пыльного деревянного пола второго этажа. Вновь под ногами сердито качнулась и заскрипела лестница, но он крепко держался за прибитые к балкам доски. Когда он подтягивался на них, то подумал, что спускаться потом, позже в темноте будет труднее; нужно экономить расход батареек в фонаре и не щёлкать его без надобности. На втором этаже сплошь и рядом господствовала пыль. Она ощущалась, ею пахло, она чувствовалась под руками и ногами; всё вокруг было пропитано ею. Григорий осторожно ступал по полу, боясь ненароком напороться ногой на ржавый гвоздь, торчащий из доски, или споткнуться обо что-нибудь. В углах между тёмно-серыми бугристыми стенами и потолком луч фонаря чётко вырисовывал большие забитые опилками и сгустками пыли полотна паутин. Широкие, липкие и густые они создавали образы глубоких грязных трясин, скрывающих в себе что-то своё, отдельное от этого мира. Казалось, — засунь туда руку, и её непременно кто-нибудь оттяпает. Под ногами постоянно кто-то копошился: под старым тряпьём, большими обрывками плёнок и рабочего материала. Это были крысы. Несмотря на то, что Григорий был всегда силён духом и крепок телом, он вдруг почувствовал лёгкую муть внутри. Любой американец или немец