Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс

Время шло, но он не проронил ни звука. Я слышала лишь его тихий вдох, свое собственное сбившееся дыхание и тиканье часов над камином.

Ощущая на коже прохладу его руки, я напомнила себе, что это – человек, который выторговал у меня душу за сестру. Если я допущу ошибку, тому мужчине достанется моя душа, а следовательно, и я сама.

– Ты убила.

Это был не вопрос. Его тон не был ни осуждающим, ни обвиняющим.

Наклонив голову, я наблюдала за тем, как он водит большим пальцем по моей ладони. Он исследовал линии, словно читая какую-то историю. Меня охватило неприятное ощущение, что именно этим он и занимается.

– Свою кузину.

– От этого у тебя открылись глаза?

Мне следовало бы отдернуть руку, но он обхватил пальцами мое запястье. Я почувствовала себя мышью, которая попала в капкан – причем не совсем против воли.

– Посмотри на меня, Пенелопа.

– Меня зовут Пенни.

Он улыбнулся, но уже не той маслянистой улыбкой, которая обычно появлялась у него на губах. Хотя в этой улыбке тоже не было жалости.

– Что ты видишь?

Я не знаю, что на это ответить. Я не знаю, что он хочет услышать.

– Мужчину, – сказала я. – Он опасен, глаза у него как полночь, а слова мягче шелка.

Малин усмехнулся себе под нос, не убирая большой палец с моей ладони. Он наклонился ближе, так близко, что его дыхание касалось моей кожи. Мне нужно было отодвинуться и оттолкнуть его.

«Берегись!» – кричал разум, но тело не слушалось. Малин не сводил с меня глаз, а я дрожала от его прикосновений и ничего не могла с собой поделать. Он казался таким уверенным, таким надежным…

Но он не такой.

Не такой.

Я знаю, что это не так, но мне все равно. В этот момент я просто хотела забыться.

Я не доверяю ему – человеку из особняка в пустыне Смерти, которого и быть не должно нигде, кроме как в сказках. Но мне так хочется, чтобы он снова провел большим пальцем по моему запястью. Я хочу, чтобы он меня обнял.

Он приближался ко мне так медленно, что мое сердце билось учащенно, ускоряясь и возвращаясь в привычный ритм. Его зрачки были расширены, губы – слегка приоткрыты. Мне хотелось прижаться к нему и выяснить, так ли он приятен на вкус, как и на запах.

Вдруг он отстранился и взял меня за плечи. С моих губ сорвался тихий звук, что-то между хныканьем и рыданием.

– Еще рано, – сказал Малин – не мне, а себе. Он отпустил меня, и я совсем запуталась. Я почувствовала одновременно и облегчение, и разочарование. Сердце замерло, когда он откинулся на противоположный угол дивана и закинул руку за спинку.

– Ты устала, Пенелопа. У тебя был тяжелый день.

Я с недоверием посмотрела на него. И это еще слишком мягко сказано!

– Отдыхай, – тихо сказал он. – Должно быть, ты очень устала. До рассвета еще есть время, и здесь ты в безопасности. Я разбужу тебя заранее, ты все успеешь.

Кажется, Малин – самый невероятно притягательный мужчина, которого мне не повезло повстречать на жизненном пути. Но ведь именно с ним я заключила договор, который обрекает меня на изнурительную бессонницу. Мне следовало бы вернуться, но сама мысль о той комнате, одиночестве и стоящих на страже Золоченых терзала мне душу.

– Как же мне спать, если ты еще здесь?

Малин встал и пошел в другой конец комнаты. В том углу стояло пианино – клянусь, до этого я его не видела. Лакированная поверхность насыщенного черного цвета блестела в свете утреннего солнца, который струился сквозь окно. Я удивленно заморгала. Уверена, минуту назад его там не было. Его там определенно не было, когда я садилась на диван.

Малин откинул крышку, беззвучно опустился на сиденье и нажал на одну-единственную клавишу. Нота прозвучала чисто, и он начал играть. Мелодия танцевала с бризом. Сперва это была колыбельная, напевная и нежная, а потом она сменилась неспешной и печальной сказкой. У меня слипались глаза, путались мысли. Я погрузилась в тишину, а затем заснула…

Я напряглась и, вздрогнув, проснулась. Уже стемнело. В Смерти не должно было темнеть, но и цветы не должны были здесь расти, так что я без вопросов приняла это. Пока я спала, Малин накрыл меня одеялом.

На столе с горящей лампой звякнуло блюдце.

– Я заварил тебе чай, – сказал Малин. – И собирался тебя разбудить.

– Скоро рассвет?

– Не совсем. Ты успеешь выпить чая.

Он сидел напротив меня. Я тоже села, протерла глаза и закуталась в одеяло, как в шаль.

– Что ж, – тихо сказал он. – У нас в договоре есть пункт, который не был выполнен этой ночью.

Холодный ветер ворвался в окно с ароматами роз и росы на траве.

– Ты подготовила доклад о Смотрителе?

– Я…

У меня не было ничего, кроме того, что этот мужчина – невообразимый придурок. Я отпила чай с бергамотом, шиповником и ложкой меда. Ничего более вкусного я уже годами не пробовала.

– Мне жаль.

– Завтра ты принесешь вести о Верховном Смотрителе и его дворе.

Он задумчиво, почти с сожалением посмотрел на меня. Я пила чай, чтобы скрыть потерю самообладания.

– Уверена, что хочешь продолжать эту игру? Просто скажи, и ты останешься здесь, со мной. У тебя достанет сил, чтобы пережить это. Я бы защитил тебя.

На губах у него играла улыбка. Не то что во взгляде.

Я попыталась засмеяться, но меня затрясло.

– Мне надо вернуться.

Его улыбка стала жестче, а взгляд скользнул вниз, к призрачной тени кристалла у меня на шее.

– Давненько я не видел такого кристалла, как у тебя. Принеси его завтра, Пенелопа.

– Он у Смотрителя.

Взять с собой в Смерть кристалл – все равно что бросить отвязанный якорь за борт. Даже если бы он был не у Смотрителя, я бы ни за что не принесла его сюда. А тем более не стала бы показывать Малину.

– Тогда я настоятельно рекомендую тебе вернуть его, – сказал Малин, будто это так же просто, как намазать маслом кусок хлеба. – Но будь осторожна, Пенелопа. Мне бы не хотелось, что ты пропустила хоть одну ночь. Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь по собственному выбору, а не из-за ошибки.

– Я приду, но не останусь. Повторяю в сотый раз: меня зовут Пенни.

Реальность изо всех сил ударила меня. Он