Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

Тем временем экипаж остановился на красивой небольшой площади с фонтаном посередине, и водитель почтительно распахнул дверь.

– Прибыли, экселенца!

***

В клинику в Падуе дамы наведывались уже не в первый раз, здесь же лежал и Джакомо Обелерио. Клиника эта была одной из самых старых во всём Лации. Заложил её ещё в середине десятого века тогдашний дож Венеции Пьетро Орсеоло, и существовала она при храме Асклепия и Панакеи, основанном эллинами за тысячу лет до этого. В тысячу двести двадцать втором году открылся падуанский университет, и дож Доменико Микьеле, сменивший Орсеоло, постановил, что клиника должна быть при медицинском факультете университета. Скорее всего, служители храма против этого возражали, но их было мало, а вот войск у дожа – много.

Разумеется, от первоначального здания клиники остался только фундамент, его перестраивали не один раз – венецианские владения росли и богатели, население прибавлялось, и медицина, магическая и обычная, требовались во всё возрастающем количестве.

Ныне территория клиники представляла собою обширный парк, в котором нашлось место шести лечебным корпусам, административным зданиям, учебным аудиториям университета и множеству служебных построек. Последний корпус, построенный для хирургического отделения, блистал всеми новшествами, всеми последними разработками медицинской науки, здесь работали профессора университета, за которыми толпами ходили их студенты. Отделению же терапии, где лежала сестра Франческа, достался самый старый из корпусов, построенный ещё в середине XIX века – двухэтажный кирпичный дом в форме буквы П, с толстыми стенами, высокими потолками и огромными палатами.

Нора Хемилтон-Дайер. оказалась молодой красивой шатенкой, энергичной и уверенной. Пройдя в сиреневый овал портального окна, она обернулась, помахала рукой кому-то невидимому на той сторону и развернулась к ожидавшим её дамам.

– Леди Конвей, рада нашей новой встрече, – улыбнулась она.

– Миссис Хемилтон-Дайер, – Камилла протянула ладонь для рукопожатия. – Или я должна называть вас синьора Торнабуони?

– Я не стала менять фамилию! – Нора махнула рукой. – Вы представляете себе, сколько женщин в этой семье так называются? Больше двадцати! И без этого все, кому надо, знают, за кем я замужем.

– Как скажете… Я бы хотела познакомить вас с моей подругой, госпожой Полиной Разумовой. Она преподаёт магоматематику в Кембридже.

– Полина Разумова? Постойте, это вы рассчитали общую формулу минимально необходимого воздействия для водной, воздушной и земляной стихии?

– Да, я.

– Потрясающе! Я ещё тогда, когда прочла вашу статью, хотела с вами связаться и выразить своё восхищение. Это так облегчило нашу работу! Вы же знаете, маги-медики всегда водники, потом уже какие-то другие стихии.

– Да, я и опиралась отчасти на работы Пастера, Пирогова и Субботина… Впрочем, наверное, мы поговорим об этом чуть позже?

– Разумеется! – Нора снова улыбнулась. – Где лежит ваша протеже?

– Пока не знаем, но сейчас выясним.

Леди Камилла как-то очень ловко ручкой зонта поймала пробегавшего мимо молодого медика, зацепив его за хлястик зелёного хирургического халата.

– Скажите, э-э-э… скажите, доктор, где можно узнать о состоянии и местонахождении больного?

– В административном корпусе, синьора. Идите прямо, потом налево до памятника Галену и дальше по световой дорожке, – отбарабанил он, щелчком пальцев пустил импульс в обрамлявшие пешеходную дорожку невысокие столбики, и те в самом деле засветились неярким светом.

Полина открыла рот, чтобы поблагодарить молодого медика, но тот успел отцепиться от зонта и исчезнуть.

Светящиеся столбики и в самом деле легко привели их к небольшому двухэтажному зданию, отделанному местным доломитом. Между первым и вторых этажом шла полоса чёрного мрамора, украшенная гримасничающими мраморными же, только уже белыми, масками. Маски хохотали, плакали, кривились, подмигивали… Полине показалось даже, что, стоит посмотреть на какую-нибудь подольше, и она начинает менять гримасу, но Нора за рукав утянула её к двери.

– Не стоит в них особо вглядываться, – сказала она серьёзно. – Если я не ошибаюсь, это работа Винченцо Сартори, а его творения зачастую оказывались чуть более живыми, чем стоило бы. Пойдёмте, леди Камилла, кажется, уже воюет там с местным персоналом.

И точно: за те две или три минуты, что Полина и Нора простояли, глядя на маски, Камилла успела начать сражение.

– Я же говорю вам, синьора, посещение сегодня с пяти вечера, – размеренно говорила женщина в белой накрахмаленной шапочке и белом халате, к которому был приколот синий эмалевый значок-кадуцей. – Приходите к пяти, и пойдёте, куда вам надо.

– Сейчас самое начало третьего. Где, по-вашему, я должна болтаться три часа только потому, что именно сегодня вы изменили правила посещения? – отвечала Камилла тихо, и по этому тихому голосу Полина поняла, что до взрыва остались сущие мгновения.

Поняла это и Нора. Она взяла леди Камиллу за локоть и сказала тихо.

– Дайте-ка я попробую.

Камилла пожала плечами, фыркнула и отошла. Нора же подошла к стойке и выложила на неё прямоугольный кусочек картона. Медсестра, поджав губы, взяла визитную карточку и прочла написанное. Полина даже залюбовалась тем, как меняются на её лице выражения – презрение пополам с превосходством, насмешка, любопытство, недоверие, испуг… Брови взлетели вверх, на шее появились красные пятна.

– Синьора… Хемилтон-Дайер?

– Я хочу видеть вашего главного врача, – ледяным тоном сказала Нора. – Немедленно.

– Синьора, но… господин главный врач сейчас на обходе.

– Не смешите меня, сестра, какой обход в середине дня? Итак?

Тяжёлый вздох медсестры смёл со стойки пару рекламных буклетов.

– Второй этаж, вот по этой лестнице. Кабинет в правом конце коридора, там есть табличка – профессор Дзиани, Себастьяно Дзиани.

Нора поднялась по лестнице, и леди Камилла, чуть вздохнув, сказала:

– Я думаю, мы можем пока присесть, – и показала на несколько стульев, даже по виду чудовищно неудобных.

– Можно, я выскажу мысль, не имеющую отношения к современной медицине? – спросила Полина, едва они устроились на этих пыточных приспособлениях.

– Попробуйте.

– Я не могу понять, кому выгодны эти странные преступления! Ну хорошо, Клотильда фон Эшенбах не была ни Клотильдой, ни всем остальным, но я о ней почитала – она очень дорого стоила! Зачем было нанимать известную преступницу, платить ей, словно она вся из чистого золота, не считая инкрустаций брильянтами, и на выходе получить одну бочку испорченного вина и слегка попорченную немолодую монахиню? Что за безумные траты? Или история с Обелерио – был вполне нормальный человек… Ладно, относительно нормальный, но я бы ещё поглядела, на что сама буду похожа после таких приключений. И вдруг его срывает с катушек, он мчится искать вас, чтобы вы договорились с Морозини. Потом задействует амулет ментального подчинения, похищает нас с вами, чего-то требует… право, я бы