Панорама - Лилия Ассен
Нико пришел ко мне в проекционную кабину на четвертом этаже. Сенсорные экраны позволяли наблюдать за улицами в Сверчках в реальном времени. Материалы хранились неделю. Только за семнадцатое ноября накопилось 1968 часов записей.
– Восемьдесят две камеры, которые функционируют круглосуточно, значит, умножаем на 24, итого 1968 часов съемки. Я просмотрел только записи с улиц Южных Сверчков, там, где живет Пабло. Там двадцать шесть работающих камер, это самая малонаселенная часть района. Как ты понимаешь, я не смог изучить все 624 часа видео, только записи с четырех камер поблизости от его дома. И посмотри, на что я наткнулся. В 13:16 приезжает Мигель, паркуется на стоянке и проходит несколько метров к дому отца – предположительно, потому что на самом доме Пабло камеры нет. В 14:32 появляется молодая женщина. По этой дороге почти никто не ходит. Правда, ее лица не видно…
Я тут же узнала шапку-ушанку и легкую походку девушки. Это была Лу.
– Да, это она. Или же пусть докажет обратное. Мигель уехал около шестнадцати часов, мне удалось проследить его маршрут до границы Северных Сверчков. Если верить свидетельским показаниям соседей, он, похоже, вернулся домой. А вот Лу уехала только в 17:46. Потом в этой зоне не происходило ничего интересного. Лу больше не приезжала. И никаких признаков Мигеля я тоже не обнаружил.
Я похвалила Нико, он меня впечатлил. Зато одет он был совсем странно: в оранжевую рубашку и бледно-розовый свитер в тонкую белую полоску. Пора бы мне ко всему привыкнуть, но я так и не смогла. Кабинет Люка Буарона поднялся на наш этаж, стеклянные двери открылись.
– Часики тикают. Дюберн, отчет должен лежать у меня на столе в пятницу, я жду. Нико, ты нарядился лососем, это очень мило, но мы работаем не в рыбном магазине. Завтра мы очень постараемся, правда?
Нико повернулся ко мне:
– Что не так с моим свитером?
XXII
Давид завел привычку с улыбкой меня унижать. Он заговорил со мной о вчерашней ночи, о том, какое отвращение испытал, прикоснувшись к моей коже. Сообщил, что отныне будет спать на диване в гостиной, и налил себе пятый стакан вина.
– А что, если мы станем совершенно прозрачными, настолько прозрачными, что растаем и умрем? Что ты на это скажешь, Элен Дюберн? Ты хотела, чтобы мы поселились здесь, как приличные люди, а главное, чтобы меня повязать. И тебе это удалось. Теперь каждый день твоей убогой жизни я буду здесь, чтобы бить тебя словами, поскольку не могу себе позволить делать это по-настоящему.
Он растянулся на софе.
– Ты стала такой уродиной…
Я вставила наушники, чтобы его не слышать. Тесса сделала вид, будто занимается. Я могла поспорить, что она набивала на планшете невесть что – так она была увлечена нашим разговором. Встретив мой взгляд, она поднялась и закрыла дверь в свою комнату: стеклянные перегородки обеспечивали звукоизоляцию. Давид продолжал меня оскорблять. Зажегся красный ночной свет. Он выпил последний стакан вина, потом уснул. Его слова отдавались во мне как острая зубная боль: что, если мы станем совершенно прозрачными, настолько прозрачными, что растаем и умрем?
XXIII
25 ноября
"Я вам все расскажу, только приходите одна". Она обещала мне, что будет говорить. Мы назначили встречу еще затемно. Нужно было пересечь весь район, пройти по освещенным луной переулкам и широким улицам, минуя опасные места. Сверчки никогда не спали, но ни один фонарь там не горел. Неясные силуэты приближались и удалялись, потом проваливались неведомо куда. Время здесь остановилось. Рестораны превратились в притоны, бары – в шалманы, гостиницы – в бордели. На пути нам попадались мужчины, которые любят переодеваться, и женщины, которые любят раздеваться. Навстречу брели зомби, убитые наркотиками, беспамятные старики, изломанные люди, идущие на работу в богатые районы.
– Можно найти средство от любого рая, – шепнула мне Лу. – Я здесь встречала столько мужиков из Пакстона. Они устраивают мальчишники в борделях, накачиваются дурью весь вечер, а вернувшись к себе в стеклянный куб, гневно осуждают наркотики и проституцию. В этом, по крайней мере, человечество нисколько не изменилось.
На выезде из гаража нас ждала машина. В Сверчках не было ни указателей, ни ограничений скорости, ни радаров. Мы очень скоро приехали к отцу Мигеля, он встретил нас своим традиционным подогретым “Нескафе”. Пабло протянул Лу связку ключей. Она отвела меня к заброшенному амбару неподалеку и открыла дверь. Мы спустились по лесенке в подвал, ко второй двери.
– Вот, это здесь. Входите.
Совсем маленькая комнатка была сплошь увешана фотографиями. Некоторые еще сушились на веревках, на бельевых прищепках. В углу фотолаборатории стоял новехонький увеличитель, “который позволяет перенести снимок с пленки на бумагу”, пояснила Лу. Рядом находилось нечто вроде выключателя.
– А это экспонометр, он показывает, сколько времени держать лист на свету. Фотобумага с серебром очень чувствительна к свету. Почти всегда приходится работать в темноте, точнее, при красном свете. В отличие от дневного света, красный не вызывает химической реакции.
Я гадала, зачем ей понадобилось читать мне ускоренный курс по фотоискусству. И не понимала, какова связь между этой лабораторией и делом, которым я занимаюсь. Она заметила мою досаду и не стала дальше держать меня в неведении:
– Ее оборудовал для меня Мигель. Никто об этом не знает, кроме его отца. Роза этого не поняла бы, а Надир тем более, поэтому мы никому не говорили. В день исчезновения я не ездила к клиенту, как вам сказал Надир: я была здесь. Мигель хотел помочь мне подготовиться к моей первой выставке, он ждал ее с нетерпением. Перед отъездом он сказал мне: “До завтра”. С тех пор я его не видела.
Лу заверила меня, что они были друзьями, но что об их отношениях поползли слухи. Они предпочитали проводить время в Сверчках, чтобы за ними не шпионили. Тем более что Лу мечтала работать с фотобумагой, а в ее доме это было невозможно.
– Как я вам говорила, мне нужна полная темнота. Я не могу проявлять и печатать свои снимки в Пакстоне, по крайней мере днем. Из-за этой Открытости у меня нет ни одной темной комнаты. Ну да, конечно, есть цифровая фотография. Но это не одно и то же. Каждый печатный снимок уникален. В зависимости от выдержки и времени воздействия реагентов будет меняться контраст и цвет. К тому же эти снимки живые,
