Ведьма - Янис Маулиньш
— Я собирался пойти за. — сказал Валдис, так и не отважившись произнести «тобой».
Венда помолчала. Потом ласково взглянула на него, улыбнулась. Казалось, его обдало теплым, нежным дуновением ветерка из сказочной, вечно зеленой тропической страны.
— Ты очень красивая! — шепнул Валдис.
Венда протянула руку через стол, взяла чистую тарелку и поставила ее перед Валдисом. Он заметил, что пальцы у нее совсем не такие бледные, какими были, или, возможно, казались вчера. Кожа рук розовая, чистая. И вдруг он отчетливо понял, какой удивительной силой внушения обладает суеверие, ибо первая мысль при виде изменившегося цвета кожи была о колдовстве, то есть о наличии чуждой, не познанной воли. Какова сила внушенной мысли! И никакие доводы разума не помогают. Он следил за движениями рук Венды, смотрел на пальцы, ногти, и ничего не мог с собой поделать. Все было нормально, обычно, но он сидел не отрывая взгляда, бледный, оцепеневший.
— Пожалуйста! — предложила она ему холодец.
— О! Да! Прости! — ответил он громко, пытаясь преувеличенно радостными восклицаниями прикрыть свою растерянность. Венда на него не смотрела, и Валдис надеялся, что она ничего не заметила.
Они сидели рядом и ели. Ни локти их, ни одежда не соприкасались, но Валдис все-таки физически ощущал близость Венды. От нее исходил какой-то удивительный свет, какой ощущал он только в детстве. Как в народной песне поется: «Когда вошла матушка, осветилась комната». Только на сей раз это была не матушка, а невестушка. Отчего все вокруг казалось еще более удивительным.
— Ты будешь моей невестой, — шепнул он Венде на ухо.
Она замерла. Через минуту тихо ответила — Поговорим на улице.
Валдис поднял голову. В дверях стоял захмелевший сосед и смотрел на них. Он качал головой и глаза выражали осуждающее презрение. Другие тоже изредка бросали на них взгляды, от которых Валдис буквально леденел. Да, они выражали не столько осуждение, сколько предчувствие ужасного несчастья.
Венда встала. Валдис вышел за ней. Ему очень хотелось оглянуться, чтобы увидеть, как восприняли его поступок сидящие за столом. Он почувствовал, что близость к Венде каким-то образом отделила его от остальных. К нему не обращались с разговорами, слова, произнесенные им за столом, повисали в воздухе и оставались без ответа.
Венда шла так, будто он и не следовал за ней. Подруг у нее, очевидно, не было. Похоже, ее присутствие сковывало других. Он еще вчера отметил: ее не избегали, однако в ее присутствии вели себя иначе — более сдержанно, настороженно.
— Венда! — обратился он к ней. — Пойдем рядом!
— Хорошо, — ответила она и вздохнула.
Они направились на берег речки по тропке, огибавшей сарай. Из-за орешника до них донеслись голоса гостей. А вот из-за кустов показались и головы, украшенные венками. До праздника Лиго оставалось меньше недели. Валдис и Венда свернули на тропинку, которая вела к ее дому. Через мостки Венда перешла первая. Ноги ее оказались не такими полными, какими показались Валдису утром, да и вся она стройнее и тоньше, но как и утром, от нее исходила трепетная жизненная сила, которая привлекала представителей противоположного пола больше, чем безупречность форм. Ночью Валдис ее целовал, а сейчас не смел даже коснуться. Хотел было выразить ей свое восхищение, сделать высший, по его мнению, комплимент, сказав, что она волшебница, колдунья, но вовремя опомнился. Вряд ли такие слова понравились бы Венде. Он шел следом, робкий и молчаливый. Молодая женщина свернула с тропинки и стала подниматься в гору между берегом речушки и пашней. Из-за кустов орешника, росших по ту сторону речки, донеслись песни Лиго.
Давай здесь сядем! — сказала Венда.
От солнца их укрывала листва дикой вишни, от людских глаз — ржаное поле и верхушки росшего в овраге кустарника. Валдис понял, чего ждет Венда. Он тоже об этом думал. Но начать было трудно. От предстоящего разговора или молчания в их отношениях все могло роковым образом измениться. В то же время он сознавал, что от ответов Венды зависит и его окончательное решение, хотя временами ему казалось, что он уже его принял. Все, что он знал и чего не знал, тяжким бременем давило на него. Он видел, что и Венда угнетена, и даже больше, чем он. Легкомысленные слова, которые он держал про запас, раскованная улыбка — все, чем еще недавно он надеялся убедить Венду, вдруг показались ему мелким, дешевой уловкой. Надо было найти способ рассеять непомерную серьезность, надуманная тяжесть которой грозила придавить любую мало-мальски связную мысль.
— Как хорошо, что ты ведьма! — внезапно услышал он свой голос. — А то была бы сейчас чьей-нибудь женой и мы бы с тобой не встретились…
Венда даже не шевельнулась, смотрела на летящие облака, и Валдис мог не таясь смотреть на ее обнаженную шею, высокую грудь, на все ее упругое тело.
— А сама ты веришь, что ты ведьма? — спросил он.
— Как же не верить… — прошептала она.
— Ах, девочка! — выдохнул Валдис. — Ты и сама не знаешь, как ты хороша…
— Пожалуйста, не хвали меня! — Венда напряглась, села прямо.
— Почему?
— Все это мучительно. Так все и расхваливали ведьму. А потом умирали.
— Как же искалечили вас людские пересуды! — сердито воскликнул Валдис. — Человеку все можно внушить. В этом-то и беда.
— Люди не виноваты, — не согласилась Венда.
— А кто же виноват?
— Это наша судьба.
— Венда, не говори так, пожалуйста! У тебя же среднее образование.
— Причем здесь образование? Я просто еще лучше все вижу.
— Венда, признайся, ты меня нарочно дразнишь!
— Да, нарочно. — Она засмеялась.
— Почему?
— Чтобы мне легче стало. Прости!
Он привстал на колени. Она повернулась к Валдису и улыбнулась. И Валдис невольно подумал, что такую прекрасную женскую улыбку видит в первый и… в последний раз. Как удалось ей сохранить этот удивительный душевный свет — вот что казалось самым большим чудом. Ибо люди, вытолкнутые из общества, незаметно для себя становятся мрачными, замкнутыми, злыми.
Но тут он отчетливо услышал предупреждающий тревожный сигнал. Вернее, он звучал не переставая, но Валдис старался его не слышать. И вот звуки заглушили все остальное, заставили действовать, что-то делать, чтобы спасти себя. Надо было узнать самое главное, выяснить, как Венда будет рассказывать о себе, как объяснит все эти сказки. Попытается что-нибудь скрыть или скажет больше, чем знают крестьяне. В конце концов рассказ ее станет подтверждением истинных ее чувств.
