Ведьма - Янис Маулиньш
— А разве ж они не все сказали? — спросила она печально.
— Не знаю. Во всяком случае меня они нисколько не убедили.
— А что они говорили?
— Глупости всякие. Муж твоей бабушки умер от чахотки. Первый муж твоей матери от стафилококкового менингита, второй — от рака желудка. У каждого своя болезнь, а они ищут одну причину — ведьмы прикончили…
— И это все? — живо спросила Венда.
— Все остальные «доказательства» были еще худосочнее. Например, что твоя мать якобы виновата и в смерти родителей Альберта… Ты в это веришь?
— Вполне возможно, — несмело призналась Венда. — Каким же образом она их убивала? — сыронизировал Валдис.
— Не знаю… Тем не менее…
— Ах моя милая, бедная девочка! — Валдис сделал попытку встать и коснуться Венды.
— Не подходи! — Венда вся напряглась. — У тебя сегодня горло не болит?
Он отпрянул и вздохнул.
— Ну и глупышка же ты!
— Нет, — по-детски упрямо ответила Венда. — Я умная. Я чересчур умная.
Валдис радостно рассмеялся. Ведь он и сам недавно подумал, что Венда не только красивая, но и умная. Как по-детски мило она защищается!
— Горло у меня болело потому, что я ночью зверски мерз, — пояснил он.
Венда посмотрела на него с испугом, с тревогой в глазах, как часто смотрела и вчера.
— А что еще они рассказывали?
— Что бабушку твою прогнали из какой-то дальней волости. Там у нее четыре мужа умерло…
— Два мужа и двое детей, — сухо поправила Венда.
Валдис вопросительно глянул на нее.
— Так это правда?
— Да, — кивнула Венда. — Один умер от водянки, второй от… поноса.
— А дети? Это были твои братья? Нет! Это были братья твоей матери?
— Нет. Приемыши. Сироты. Что за болезнь, не знаю. Простудились и зачахли. Бабушка говорит — воздух вокруг нас становится ядовитым, поэтому люди и не в силах сопротивляться болезням.
— И как давно преследует вас это проклятье?
— Бабушка рассказывает, что родители ее бабушки были зажиточными хозяевами. У бабушкиной бабушки было два брата, а дочка в семье — она одна. По любви прапрабабка вышла замуж за пьяницу музыканта и за это родители ее прокляли… Бабушка однажды разговаривала об этом со священником. Тот сказал, что проклятье будет действовать до четвертого колена. Так что, похоже, мама моя будет последней из проклятых. — Лицо Венды осветила счастливая улыбка и Валдис понял, что она все-таки верит в эту благочестивую сказку. Верит не от недостатка ума, а от душевной усталости, безнадежности.
— А что с музыкантом?
— Умер сразу же после рождения моей прабабушки. А сама проклятая умерла, когда прабабушке было 13 лет. Потом за ней разные люди присматривали. С шестнадцати лет она стала жить одна в лесной хибарке.
— Почему одна?
— Потому что была проклята и приносила своим близким несчастье.
— Какое несчастье?
— Вероятно, болезни.
— Почему не называешь, какие несчастья конкретно?
— Не знаю. Когда я однажды спросила у бабушки, она очень рассердилась.
— Прости!
Валдис внезапно понял, что перестал Венде доверять.
— Прости! — повторил он еще раз.
— Ничего. — Она примирительно улыбнулась. — Иногда мне хочется что-нибудь утаить, чтобы люди перестали думать обо мне, что я ведьма. Но тебе я расскажу все.
— Почему?
— Потому что ты ученый.
— Только поэтому?
— Нет, не только поэтому.
— Я тебя люблю, Венда.
— Да, — деловито согласилась она. Было совершенно очевидно, что ответила она чисто механически. Вначале Валдису казалось, что как только он ей скажет, что не верит в наговоры, она со словами признания бросится ему на шею. Вчера она была похожа на человека, который ищет выхода из тупика, сегодня выяснилось, что сама она верит в проклятье гораздо больше, чем крестьяне. От чего она хотела избавиться, идя на свадьбу? На что надеялась? На чудо?.. Валдис сжал ладонями лоб, подумал: дурацкие вопросы. Просто она молодая, нормальная, жаждущая счастья женщина. И не разум гнал ее к людям. И не разум ее спасет…
— Прости, пожалуйста! Могу я задать тебе щекотливые вопросы?
— Да, — отозвалась она деловито.
— Кто твой отец?
— Мама говорит, что встретились, кажется, один раз. Она не помнит.
«Бог ты мой?! — подумал Валдис. — Кому-то жизнь кажется невыносимой лишь потому, что он не знает своего отца. А для нее в ее горе это сущий пустяк. Не мешало бы задуматься кое-кому из нытиков, как он неблагодарен своей судьбе!»
— А почему она тогда начала… так жить…
— Хотела ребенка. Затосковала по маленькому теплому комочку, который можно прижать к груди. Боялась, что от этого сойдет с ума.
— Могла взять из детского дома.
— В том-то и дело, что не могла. — Венда нахмурилась. — Он бы умер, если бы дышал одним с ней воздухом. Понимаешь?
— Но ты же выжила, не умерла.
— Потому что и я такая.
— Ах, верно! — рассмеялся Валдис. — Я забыл, что и ты ведьма с чистым, пахнущим лесными фиалками дыханием. Необыкновенная ведьма. Созданная для жизни и для любви.
Венда вскочила.
— Пожалуйста, не говори так! Не надо! Я матери пообещала, что никогда больше не выйду замуж, я обещала, понимаешь. Иначе бы она меня никогда не пустила сюда.
Валдис собрался было прибегнуть к обычным мужским аргументам — мол, ты человек взрослый и так далее, но язык не поворачивался. Он понял, что мать для Венды святая, и никогда не поступит она наперекор ее воле. А если говорить серьезно, то и он, двадцатисемилетний молодой человек, не сумел бы устоять перед искренней просьбой матери.
— А что ты будешь делать, если у тебя, как у твоей матери, в двадцать три — двадцать пять лет вдруг появится желание прижать к груди маленький, теплый комочек? А?
— Чему быть, того не миновать, — печально сказала она. — От судьбы не уйдешь.
— Венда, Венда, разве мало запретов наложила судьба, разве мало она тебя мучила? Зачем ты дала слово? Ты ведь была замужем, ты знаешь, что мы могли бы… Венда! — Валдис говорил как в трансе. Сама мысль, что ему может принадлежать эта сдержанная, красивая, пылкая женщина вызвала в нем предвкушение испепеляющего восторга, равного которому он не испытывал никогда в жизни.
— Нет, нет! — сказала Венда сдавленным голосом и встала. — Мама мне никогда не простит, и я себе никогда не прощу. Ты хороший. Не могу же я тебя убить. Мама сказала, ты умрешь, но не оставишь меня. Она угадывает людей, она их знает. Тебя я не могу ни в коем случае… нет, нет!
Валдис смотрел и слушал, затаив дыхание, онемев от восторга. Как чертовски блестяще объяснила она свой отказ — как
