Игры благородных - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Страх и узнавание смешались в ней, и рука непроизвольно скользнула к планшету. Она отключила звук, но приказ отдала твёрдо:
– Этот дикарь… Доставить в изолятор. Ввести поддерживающие дозы, чтобы он не проснулся в пути. Я сама решу, когда его можно будет разбудить.
Никто не осмелился возразить. Она ещё раз задержала взгляд на его лице, и на миг ей показалось, что угол его губ дрогнул. Но приборы показывали, что он всё ещё спал. И всё же в глубине души она знала – это не просто трофей. Это будет началом чего-то куда большего.
Изолятор находился в самом сердце флагмана – там, где коридоры сжимались в строгие металлические залы, а двери открывались только по тройному допуску. Его строили не для простых пленников, а для тех, чья сила или тайна могли представлять угрозу всей экспедиции.
Дикаря внесли туда на носилках, обложенных энергоконтейнерами, которые питали парализующие импульсы. Дежурные техники сжимали губы, работая быстро, но осторожно. Так как даже во сне он внушал им тревогу. Его уложили на платформу из белого металла, где фиксирующие дуги автоматически сомкнулись, словно кости гиганта, обхватили запястья, лодыжки и шею. Вокруг вспыхнули линии светящихся рун – технология, соединённая с древними кодами безопасности, которую обычно применяли лишь для хранения артефактов или опасных аномалий.
– Контур активирован. – Сухо доложил офицер. – Ни один мускул не двинется, пока система работает.
Но даже под сиянием фиксаторов его грудь поднималась и опускалась так, словно он спал не в плену, а в своём собственном ритме, равнодушно и мощно.
Старшая сестра вошла после того, как все закончили подготовку. Стражи отступили к стенам. В изоляторе воцарилась тишина, нарушаемая только слабым жужжанием энергосетей.
Она остановилась у подножия платформы, не решаясь подойти ближе. Её пальцы нервно скользнули по ткани перчатки, сердце билось чаще. Лицо дикаря оставалось всё тем же – чужим и в то же время пугающе знакомым. Она вспомнила хроники, легенды о существах, исчезнувших задолго до её рождения, и дрожь прошла по спине. И тогда в её кармане ожил кристалл-связист. Голос, низкий и хриплый от древности, раздался прямо в её ухо:
– Госпожа… Это я, хранитель Таэль. —
Она выдохнула, стараясь вернуть себе спокойствие:
– Говорите.
– Мне сообщили о находке. Я стар… И видел многое… И именно поэтому обязан предупредить. Этот дикарь, как вы называете его, носит в себе все признаки расы, что мы считали исчезнувшей тысячелетия назад. Его уши… Его череп… Даже пропорции тела… Всё совпадает с описаниями.
Арианэль сжала ладонь, кристалл дрогнул в её пальцах.
– О какой расе вы говорите, хранитель?
После короткой паузы, будто старый эльф подбирал слова, прозвучал ответ:
– О представителях Человеческой расы… О существах, которые называли себя человек…
Слово упало, как камень в бездонную воду. В изоляторе снова стало невыносимо тихо. Она смотрела на лицо пленника и впервые ощутила не просто страх, а ощущение, что история, которой она жила, только что раскололась на “до” и “после”.
Он, старый хранитель Таэль, говорил мягко – как шёпот страниц в забытом томе – и его слова растекались по стерильному воздуху изолятора, ложась на металл и на лица, как пыль веков.
– Человек. – Произнёс он, и это слово звучало в зале так, будто он вынул его не из памяти, а из глубокой темной скважины прошлого. – Мы говорим о них как о легенде, но они были реальны. Были плотью, кровью, мозгом и гневом. Они шли по земле, держали инструменты как продолжение рук, развивали свои технологии из железа и угля, и не нуждались в песнях для защиты – у них были стены, механизмы, и умение ломать природные привычки мира.
Его виртуальный образ, появившийся прямо напротив Арианэль, согнул пальцы над планшетом, и на экране, между его словами, всплыли старые зарисовки. Тонкие силуэты с округлыми ушами, грубые рисунки плеч, короткие заметки о походке и жестах.
– Смотрите! – Сказал он. – Не высокие, не гордые как наши, не сплетённые из света. Они – земля и плоть. Их уши – округлые, потому что мир для них не является музыкой, а нажимом, и уши эти ловили другие голоса. Рокот станков… Стук колёс… И даже шёпот топлива… Они не излучали магию, с ними магия обращалась иначе. Они – как камень, брошенный в озеро. Волны идут, но сам камень остаётся. Наши заклинания могли струиться над ними и тонуть, не зацепившись.
Потом Таэль заговорил о том, почему люди считаются ушедшими.
– Было событие, которое мы называли по-разному: Великий Отрыв, Чёрное Забвение, Ночь Двигателей. Они ушли не сразу, а постепенно растворялись – отчасти были уничтожены, отчасти унесены собственными изобретениями, отчасти просто растворились в новых просторах, где магия слабела и металл становился Богом. Мы, эльфы, пели свои песни о них как о болезни земли. Люди разрушали равновесие, выжигали леса, ставили трубы и заводы. Поэтому многие наши предки радовались их исчезновению. Но история, как правило, сохраняет и улыбки, и ошибки. Человек никогда не был полностью уничтожен – лишь разбросан, приспособлен, заново родился в других местах. К тому же, с ними исчезли и их знания. А именно они владели знаниями о том, как можно использовать как можно более эффективно смешение магии и технологий.
Он наклонился, и голос его стал тише, но более острым:
– И вот теперь – он здесь. Или они… Снова… Это не просто встреча с другим видом. Это столкновение мировоззрений. Для нас, чьё общество построено на вязи чар и ритуалов, человек – это пробой в плетении. Их тела не соглашаются на нужный тон. Рунные ключи скользят мимо. Они слабо резонируют с нашими печатями. То, что для нас – проводник, для них всего лишь железяка. И в этом кроется главная опасность. Мы не можем контролировать их привычками магии. Они не реагируют так, как должен реагировать живой правительственный ресурс.
Он провёл пальцем по плану, где были отмечены три опасности. Биологическая. Технологическая. И политическая.
– Биологически, – сказал Таэль, – человеческое тело развилось и стало жёстким, приспособленным к ранам, инфекциям и простым законам плотной жизни. Их иммунитетные механизмы и нервная система отличаются от наших – это значит, что болезни, которые для нас пустяк, для них могут быть весьма серьёзны, и наоборот. Их присутствие может принести за собой болезни, для которых наш род