Штормовая мелодия - Дорит Медвед
– Что это с тобой было сразу после танца?
– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать, – отворачиваясь, резко ответила я.
Рэйвен вздохнул:
– Ты была совершенно вне себя. Если ты не сумеешь научиться себя контролировать, я не смогу продолжать твое обучение. Такой приступ на поле боя – и ты, считай, покойница.
– Ну, спасибо тебе за поддержку, – усмехнулась я.
– Я серьезно, Шторм.
Я повернулась к нему – и отчеканила:
– Я в полном порядке.
Рэйвен открыл было рот, будто собираясь возразить, затем заглянул мне в глаза – и снова закрыл его. Я была явно не готова еще к серьезному разговору.
Некоторое время мы просто стояли рядом. Присутствие Рэйвена непостижимым образом успокаивало меня. Мне не хотелось себе в этом признаваться, но то, как он обвил меня своим крылом, словно желая защитить от ветра и холода, очень мне понравилось.
Как я раньше могла принять его за Логана? Должно быть, мои расстроенные чувства действительно взяли надо мною верх, потому что у этих двоих не было ничего общего.
Рэйвен не был Логаном. Рэйвен никогда не станет Логаном. Мне приходилось постоянно себе об этом напоминать.
Рэйвен был жестоким и высокомерным. Рэйвен был самым злобным мудаком из всех моих знакомых – но всегда оставался честен. По крайней мере, я на это надеялась.
– Можешь мне кое-что пообещать? – вдруг спросила я. Мысль о честности Рэйвена не давала мне покоя.
– Это зависит от того, что ты попросишь, – криво усмехнулся он.
– Пообещай мне, что всегда будешь честен со мной. Никакой лжи, независимо от того, о чем идет речь. Я хочу всегда слышать правду, даже если она мне, возможно, не понравится.
Рэйвен некоторое время молчал, а затем медленно кивнул:
– Тебе нужно знать, что обещания очень многое для меня значат. Я редко даю слово, но когда до этого доходит, то всегда его держу. Клянусь своими крыльями, что никогда не буду лгать тебе.
Этого мне было достаточно. Я удовлетворенно кивнула.
– Сыграем в одну игру? – вдруг предложил он.
– Это зависит от того, что за игру ты мне предложишь, – криво усмехнулась я.
– «Правду или действие»[51] знаешь?
– Конечно.
– Эта игра похожа, только без действия, – пояснил Рэйвен.
– То есть только «Правда»?
– Именно.
– И какова цель игры?
– Получше узнать друг друга.
Рэйвен подмигнул мне. Я подняла бровь:
– Игра, в которую нельзя выиграть – вовсе не игра.
– Ладно, – легко согласился он. – Тогда назовем ее двусторонним допросом. Мы задаем друг другу вопросы и всегда отвечаем на них правдиво.
Я вздохнула, но наконец кивнула в знак согласия. Что мне было терять?
– Чур, я начну, – заявила я. – Какая история скрывается за этим кольцом?
И я указала на кольцо с ониксом, которое Рэйвен всегда носил на указательном пальце. Я не могла припомнить, чтобы когда-либо видела Рэйвена без этой драгоценности.
– Семейная реликвия. Точнее сказать, одна из немногих вещей, оставшихся мне от моей семьи.
Рэйвен поднял на меня взгляд и быстро выпалил:
– Теперь моя очередь. Что насчет этого ожерелья? – И он указал на мой серебряный амулет. – Тоже семейная реликвия?
– Не совсем, – покачала я головой. – Это был подарок от мамы на мое двенадцатилетие. Вроде она купила его в каком-то забавном антикварном магазине. С тех пор я ношу его день и ночь, никогда не снимая. Мои родители часто путешествовали, и амулет стал для меня памятью о них. И остается такой памятью.
– Красивая вещица, – только и прокомментировал Рэйвен. – Твоя очередь.
Я задумалась. Внезапно мне пришел в голову вопрос, который я никогда раньше себе не задавала. Рэйвена считали мрачным и жестоким, но совершал ли он когда-нибудь в своей жизни настоящее убийство?
– Ты когда-нибудь убивал кого-либо, кто не был элементалем?
С чувством глубокого удовлетворения я обнаружила, что вопрос застал его врасплох.
– Да, – наконец ответил он после долгой паузы.
Я не знала, что об этом и думать. Мне следовало бы ожидать этого ответа. Кем бы ни был убитый, он, вероятно, заслуживал смерти. Что-то подсказывало мне, что Рэйвен не отнимет чью-либо жизнь без веской на то причины.
– Это была Катарина? – уточнила я. – Балерина, которая подожгла Большой театр?
– Тебе разрешено задавать только один вопрос за раз, – уклонился от ответа Рэйвен.
Я скривилась. Он не дал мне опомниться:
– Почему ты так сильно хотела стать солдатом?
– Разве это не очевидно? В мире, полном чудовищ, совершенно необходимо знать, как защитить себя.
– Не обманывай меня, Шторм! – Рэйвен скрестил руки на груди. – Это далеко не все. Правда, только правда и ничего, кроме правды. Помнишь уговор?
– Ну, хорошо, – вздохнула я. – Возможно, я также чувствовала вину из-за того, что отказалась стать родственной душой Логана и тем самым вызвать к жизни седьмой элемент. Если окули в результате не сможет помочь новая сверхъестественная сила, то пусть им, по крайней мере, поможет новая женщина-солдат.
Меня поразило, что Рэйвен не стал насмехаться над столь нелепым ходом моих мыслей. Солдат в качестве компенсации за седьмой элемент и нового правителя – обмен, скажем прямо, не самый равноценный. С другой стороны, он ведь и сам не особенно верил в родственные души.
Вновь настала моя очередь спрашивать.
– Кто научил тебя играть на скрипке?
– Это длинная история, – опустил голову Рэйвен, – а снаружи очень холодно. Давай я расскажу ее в другой раз, покуда ты вконец не заболела.
– Это жалкое оправдание, Рэйвен. Правда, только правда и ничего, кроме правды. Помнишь уговор?
Казалось, Король Тьмы приводил в порядок свои мысли, взвешивая, насколько может мне довериться. Сдавшись наконец и махнув рукой, он спросил для начала:
– Ты уже знаешь, что каждому правителю дозволяется иметь одного-единственного ребенка?
Я кивнула. Кресс говорила, что такова была воля Квода, дабы предотвратить борьбу за власть между братьями и сестрами.
– Так вот, – продолжил Рэйвен, – мои родители нарушили это правило. У меня была сестра по имени Ребекка, на год с небольшим младше меня. Она получилась у родителей случайно – но, несмотря на это, они любили ее так же сильно, как и меня. Они не утопили ее сразу после рождения, как того требовал закон, а втайне дали ей вырасти. Кроме самих родителей, а также меня и верной акушерки, о Бекке никто не знал. Она жила за потайной дверью, и ей никогда не разрешалось выходить из комнаты.
Я при всем желании не мог понять логику, стоявшую
