Штормовая мелодия - Дорит Медвед

В какой-то момент я начал помогать сестре. Она была, по крайней мере, такой же любопытной и любознательной, как и я сам, и не могла вынести заточения. Мы стали переодеваться в крестьянских детей и выбираться наружу – сначала в коридор, потом на кухню и, наконец, даже в парк. Каждый раз мы отваживались выходить несколько дальше – и, в конце концов, даже добрались до городских ворот Читры. Мы смешались с обычными окули и посетили рынок. Именно там Бекка впервые услышала музыку.
Простая уличная девчонка-попрошайка извлекала из скрипки фальшивые ноты, чтобы заработать несколько монет. Моя сестра была в полном восторге и уговорила меня купить ей скрипку. Естественно, я выполнил ее желание.
Мы начали экспериментировать с новым инструментом, пока наконец не сыграли вполне сносную мелодию. Каждый вечер я приходил в комнату Бекки, чтобы играть вместе с ней. Вскоре слуги стали распространять слухи о привидении, играющем посреди ночи на скрипке. Конечно, мы с Беккой нашли это чрезвычайно забавным, но, к сожалению, наши родители были другого мнения. Они быстро выяснили, кто на самом деле занимался музыкой.
Оглядываясь назад, я понимаю, что их действиями руководил страх, но мое десятилетнее «Я» буквально пылало от гнева, когда родители разлучили нас с Беккой. Они отправили ее жить в Читру у акушерки, которая присутствовала при ее родах. Конечно, я не мог принять ситуацию как есть – и снова тайком пробрался в столицу, чтобы навестить сестру. На этот раз, несмотря на мою крестьянскую одежду, окули узнали во мне принца, потому что несколькими днями ранее я появлялся в Читре с родителями. Несколько любопытных окули тайно проследовали за мной – и обнаружили меня с сестрой, к сожалению, слишком похожей на меня, такой же сероглазой и черноволосой. Они сделали из этого правильные выводы.
Мою сестру убили не элементали, а испуганные окули. Опасаясь, что моя семья навлечет на себя гнев Квода, в панике из-за возможного проклятья, они забросали Бекку камнями. Будь я проклят, но я убежал от разъяренной толпы и бросил сестру в беде. Я снова оставил ее одну. Я позволил ей умереть.
Рэйвен сделал паузу, чтобы прочистить горло. Не зная, что делать, я просто положила руку ему на плечо. Он вздрогнул.
– Это была моя вина, – хрипло произнес он. – Если бы я не отправился в тот день в Читру, нет, если бы я вообще не вывел Бекку из ее комнаты, ничего этого не случилось бы.
– Чтобы она провела остаток дней в одиночестве, полностью отрезанная от мира? – возразила я. – Мы оба знаем, что это не жизнь, Рэйвен.
Он покачал головой.
– Она все равно умерла бы. Спустя всего несколько дней элементали осуществили свое первое нападение на Ральву. Они настолько отвлекли народ, что моя запретная сестра вскоре была забыта. В противном случае окули, вероятно, восстали бы против моей семьи и вырезали бы нас всех. По крайней мере, так удалось выжить хотя бы мне одному.
В голосе Рэйвена не было удовлетворения, одна лишь горечь. Вскоре я поняла, почему.
– Иногда мне хочется, чтобы родители никогда не отправляли бы меня в этот приют. Чтобы стихиали разорвали бы меня на части вместе с ними. Или чтобы у меня хватило бы смелости пойти вместе с Беккой на смерть под градом камней, вместо того чтобы просто сбежать.
– Не говори так, – прошептала я.
– Но это правда. Мне лучше было бы умереть, чем… Чем стоять здесь, навеки неся груз вины за смерть сестры.
Я судорожно сглотнула. Господи, через что пришлось пройти Рэйвену и Бекке… Ни один ребенок не должен подвергаться таким ужасам, тем более из-за какого-то идиотского суеверия.
– И поэтому ты не хочешь, чтобы я слушала, как ты играешь на скрипке? – спросила я через некоторое время. – Потому что скрипка – то единственное, что осталось тебе от сестры?
– А это уже второй вопрос.
Похоже, Рэйвен счел эту болезненную тему раз и навсегда исчерпанной.
– Ладно. – Я скрестила руки на груди. – Тогда твоя очередь.
Он на мгновение задумался.
– Я уже объяснял тебе, почему сам выступаю против концепции родственных душ. Но почему ты так ей противишься?
– Мне претит сама идея оказаться к кому-либо навсегда привязанной.
– Даже если ты любишь партнера?
– Даже тогда. Любовь – дело добровольное, и к ней нельзя принуждать. Родственную же душу кто-то выбирает за тебя, а я ненавижу, когда меня лишают выбора.
– Что ж, звучит логично, – хмыкнул Рэйвен. – Твоя очередь.
– Ты любил Доминик?
На этот раз Рэйвену удалось умело скрыть свое удивление, но он все равно медлил с ответом.
– Не уверен, – наконец признался он. – Мне нравилось чувствовать себя желанным, хотя я потом и узнал, что Доминик лишь заставляла меня поверить в искренность своих чувств. Естественно, я был оскорблен – так что да, она для меня что-то значила. Но я не думаю, что действительно любил ее. Любовь – очень сильное слово. Что бы нас ни связывало, эта связь была куда более рациональной, нежели эмоциональной.
– И все же ты не отослал ее прочь.
– Кажется, кто-то ревнует? – чуть изогнул бровь Рэйвен.
– Ревнует? – весело рассмеялась я. – К Доминик? Вот уж точно нет! Я просто пытаюсь понять тебя.
– Веришь ли, Шторм, я вовсе не такой плохой, каким некоторые меня считают. Хотя Доминик и призналась, что я был всего лишь марионеткой в ее политической игре, я не мог просто взять и бросить ее на произвол судьбы. Ей некуда было идти, поэтому я дал ей работу и пристанище. Как, кстати говоря, и тебе.
– Рэйвен Нокс, великий филантроп и благодетель! – склонилась я в шутовском поклоне.
– Приму это за комплимент, – лишь ухмыльнулся он в ответ.
– Твоя очередь.
Я знала, что Рэйвен лишь делает вид, что задумался. Вопрос уже давно вертелся у него на языке. Вероятно, в первую очередь именно из-за этого вопроса он предложил нам поиграть в «Правду».
– Что с тобой учинил Логан?
Я знала, что рано или поздно он узнает правду.
Тогда уж лучше из моих уст, чем из уст его вконец изолгавшегося брата.
– Он лгал мне. Я ничего не знала еще ни об элементалях, ни о родственных душах, когда он признался мне в своей так называемой любви и предложил отношения. Я понятия не имела об его настоящей цели, когда он прижал меня к кровати и насильно раздел. Я еще





