Ферма - Елена Федоровна Янук

Из-за этой торопливости я не успела даже проститься с учениками, их отправили на судно, ничего никому не сказав.

Это наводило на печальные мысли. И вызывало щемящее чувство грусти.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Расставание

Ивета

Георг закончил что-то писать, вложил записку в холщовый пакет размером с книгу. Подошел к шкафу и добавил в него какие-то тюбики и тяжелый мешочек. Потом повернулся ко мне и, завязав кончики на собранном пакете, сказал:

— Ты готова? Поехали?

— Да.

Мы вышли из дома, обошли заросли орешника за кованой скамьей, и подошли к стене. Там был накрытый дерном черный вход, который вел за стену. Правда, сейчас он был раскрыт, раскопан и расширен для того, чтобы можно было провести крупное животное. Но в обычное время я никогда бы и не подумала, что тут что-то есть.

Быстро миновав проход под стеной, внизу казавшийся комнатой в землянке, мы оказались в лесу. Рядом с выходом стоял маленький вездеход.

— Садись.

Я влезла внутрь и устроилась на переднем сидении, ожидая в нем увидеть знакомого водителя, не сразу вспомнив, что упыри в операции не учувствуют. Георг, дождавшись, пока я устроюсь, захлопнул мою дверь, обошел машину и сел за руль. Он уверено завел и вывел вездеход на лесную дорогу.

Я очень люблю ездить ночью, все вокруг выглядит так загадочно и таинственно. Но сейчас меня так расстраивало, что мы едем прощаться, что ни пение птиц, ни новые красоты весеннего вечернего леса — меня ничего не радовало.

Я повернулась к Георгу:

— А это место далеко расположено?

— Мили три… не очень далеко. Детей, стариков и большие грузы перевозили на вездеходах, остальные шли сами. Только Марина носилась туда обратно, все обустраивая, — Георг устало улыбнулся.

Я вздохнула, наверно он тоже не хочет с Мариной расставаться.

— А мы прямо к морю подъедем?

Георг усмехнулся:

— Любопытно? Нет, не подъедем. Но ты его увидишь. Судно стоит в море на отмели, а посадка проходит на берегу соленого озера, которое впадает в море. На небольшом пароме и двух катерах большинство уже переправились на судно.

Радость от того, что моя мечта вот-вот исполнится и я, наконец, увижу море, отчего-то не появилась. Скорее откуда-то взялось чувство тревожной тоски. И грусти. Еще страх, что теперь жизнь изменится, а меня перемены пугают.

Георг на мгновение оторвал взгляд от дороги и повернулся ко мне:

— Не расстраивайся, я сказал, что прибуду туда к ним, чего бы мне это не стоило. А ты поедешь со мной. Так что разлука временная, не переживай.

— Неужели? — изумилась я. Конечно, мне хотелось спросить, зачем он поедет, ведь они планировали, чтобы там никто из носителей вируса не появлялся, но не стала. Только грустно отозвалась:

— Терпеть не могу расставания и разлуку.

— Серьезно? Тогда заранее морально готовься, тебе придется расстаться со своими друзьями из подвалов. Я отдал приказ и передал им большой вездеход для перевозки: большую часть охраны я распускаю и отправляю в район Старого города. Охранники мне теперь не нужны. Твоего любимого Жоржа я отослал в том числе. — Он пожал плечами и выжидающе взглянул на меня.

Во взгляде Георга сквозила язвительная насмешка, как всегда при упоминании Жоржа. Интересно, с чего между ними такая неприязнь?

Поерзала в кресле, тяжело вздохнула, но ничего не сказала, хотя то, что и с Жоржем проститься не получилось, меня огорчило. Но мое молчание Георга не остановило:

— Так и не понял, чем именно тебя очаровал этот обесцвеченный калека: вздорный нрав, высокомерие, острый язык…

Я не могла ни заступиться за друга:

— Он, несмотря на увечье, верный друг: смелый, умный и веселый. На редкость надежный спутник, просто немного острый на язык. А идеальных людей нет и не было! И да, я считаю его очень хорошим.

Георг презрительно скривил губы:

— Я не знаю, чего он тебе наболтал, что ты в таком восторге. Я бы на твоем месте сильно ему доверял. Согласно статистике люди лгут и лгут много. Женщины лгут в среднем три раза в день, а мужчины в три раза больше…

Я удивленно на него посмотрела, и хозяину пришлось уточнить:

— Знаешь что такое статистика?

Я не знала, что такое статистика, но взглянула на него не из-за этого. Просто пыталась понять, почему ему так важно, чтобы я считала Жоржа порочным и непорядочным.

Георг ждал ответа. Не скрывая своего удивления, я тихо отозвалась:

— Нет. Я отдаю себе отчет, что к чему. Но не могу понять с чего вы взяли, что я от него в восторге? Я могу отметить для себя его сильные стороны, но это никак с моим восторгом не связано. Тем более, я больше никогда его не увижу.

Кажется, такой ответ удовлетворил хозяина и дальше мы просто молчали.

Нет, не просто молчали. Это было тяжелое молчание, если бы мы были дома, то разошлись бы уже по своим комнатам, так это напряжение удручало.

— Сколько человек осталось на ферме? — спросила я, чтобы прервать это.

— Четверо. — Он беспомощно развел руками и усмехнулся. — Я старался, как мог. Отправил почти всех…

— Остались те самые, кто были против?

— Нет. Остались самые старые. Они умоляли их не трогать, собираются умереть на ферме. Я не стал их мучить.

Я кивнула. Потом вслух поразмыслила:

— А те, кто был против, уплывают, — укоризненно сказала я, вспомнив о стариках с собрания. — Столько шумели, людей с толку сбивали, а потом… Я их не понимаю.

— Надо различать, когда говорят, а когда просто болтают. И знать, кто к чему склонен. — Георг остановился, выключил зажигание и фары и, открыв дверь, выпрыгнул наружу. Через секунду открыв мою дверь, деловито подхватил меня, мягко отпустил на землю, проворчав:

— Осудить при желании можно кого угодно, вспомни, что сама ратовала за поездку, при этом осталась. И что? Ты лгала?

— Нет. Я позже решила, что не поеду.

— Ну вот, они позже тоже изменили свое мнение. Не осуждай, мы все люди, как ты недавно заметила.

Кто-то рядом в темноте поцокал языком:

— Чего это случилось, что ты сыплешь жизненными мудростями? — рассмеялась Марина, которая ждала нас в темноте. Мы подошли к ней и вместе направились