Ферма - Елена Федоровна Янук

— Зачем нам куда-то ехать завтра? Лето потеряем. Скотинка только отходить после зимы начала. Вот озимые соберем, овощи засолим, тогда и начнем собираться. Столько дел пропустим! Куда спешить? Хозяин уж слишком напирает… А нам к чему торопиться? Мы — не он! Я правильно говорю? — Мужчина впереди оглянулся на деда Семена. Тот ответил выразительным взглядом и распрямился на стуле.

Неужели и дед Семен поддерживает этот бред?

Некоторые женщины из толпы подхватили вопль, «куда нам торопиться», истово соглашаясь с выводами самоуверенного старика.

Выступил второй мужчина моложе первого, без бородки и залысины, но чем-то на него сильно похожий, видимо сын.

— Ну, в самом деле! У хозяина свое мнение, у нас свое. Он же с нами не едет, так чего сам все решает. Мы и сами не дети сопливые, все видим. Это выгодно ему, но не нам!

— Вы видите что-то не то… Ферму уже атаковали, куда еще смотреть, чего ждать? — спокойно вмешалась в стройную беседу довольных собой мужчин Марина, обведя людей задумчивым взглядом.

Настырный старик был неумолим, заладив свое:

— Ты в хозяйстве мало что понимаешь, Марина!

— Ты лекаришь, вот и лекари дальше! — с раздражением оборвал ее второй, моложе. — И вообще, не лезь, мужчины разговаривают.

— Дед, и чего ты так заерепенился? — вдруг усмехнулась одна и бабулек в кожаных штанах и куртке, стоявших рядом с упрямым оратором, — чирьи-то на заднице полезут, небось к врачихе побежишь? Дай умному человеку сказать, тебя-то мы поняли.

— Бабка Шурка, молчи.

Тут бабушка возмутилась:

— С чего это? Ты тут рот не затыкай, мы тут вместе дело решать пришли, а не тебя, голодранца, слушать… У вас с сыном из скотины одна коза, и та кривая! Не смеши народ, печется он о чужой скотине! Сколько себя помню, всю жизнь болтун бесполезный был и сына такого же воспитал!

Дед Александр только отмахнулся. Не знаю, кто и как, я эту бабульку выслушала с симпатией. Самоуверенный старик, мягко говоря, не внушал доверия, скорее раздражал своим нахрапом и глупыми выводами.

Марина уже серьезно добавило:

— Угу, а ты, дед Александр, народ воскрешать и лечить будешь, когда враг стену снесет? За каждого погибшего ответишь? Сирот, отцов потерявших, всех соберешь, накормишь и воспитаешь? Или так, просто воздух сотрясаешь, и по делу говорить не даешь?

Дед с презрением отмахнулся.

— Опять свою песню завели… Это еще бабка надвое сказала, снесут-не снесут. Седьмой десяток живу, все никак не снесут, а вы тут раскудахтались! Идите жрать готовьте, пока за вас умные люди думать будут.

Марина улыбнулась, бабка Шурка картинно махнула на деда Александра рукой, а я разозлилась. Просто рассвирепела, именно из-за пренебрежения к словам Марины:

— Да вы просто не понимаете как она права! Счет идет на дни. Я видела тех, кто скоро придет сюда, как тогда вы спасаться собираетесь?! Ладно, сами прожили, а детей не жалко?

— Да что вы ее слушаете… — не скрывая презрения в голосе, проворчал какой-то лысый старик с гладким подбородком, стоявший сразу за Семеном. — Что эта девка знает. Влюбленная дурочка, исполняет волю хозяина. Глупая, что с нее взять… Скажет все, что прикажут.

— Что?! — Я в изумлении уставилась на них. Они думают, что я наивная девочка, которая просто поддакивает хозяину, и ничего не понимает в том, что происходит!

Я внезапно встала к нему лицом и, гневно воззрившись на болтуна, и негромко отозвалась:

— Вы когда-нибудь жили за стеной? Вы питались одной и той же едой каждый день, месяц, год в течение пятнадцати лет? Вы жили десятилетиями в комнате, где за месяц шесть из девяти человек сходили с ума?! Нет! Вы совершенно не понимаете, что имеете! И благодаря кому! Считаете, что на других фермах живут также вольготно как вы? Да вы просто… — Мне не хотелось их оскорблять, но от возмущения нормальных слов у меня уже не было. Я в отчаянии покачала головой. От обиды едва не сорвалась на крик, но все же нашла в себе силы говорить спокойно, скрывая ярость:

— Это вы ничего не знаете! Нигде не были и ничего не видели! Вы живете в раю, беззаботно и радостно, как птицы небесные! Я вас понимаю, я здесь тоже счастлива! За пятнадцать лет я впервые здесь вживую увидела небо! Попробовала молоко и хлеб… почувствовала свободу. Здесь я впервые не жду удара по лицу за то, что осмелилась дерзко взглянуть на хозяина. Вы одеты каждый в свое и не носите день и ночь грязные балахоны независимо от пола. Вы не закрыты в бараке круглый год. Гуляете, смеетесь, купаетесь в реке, загораете на солнце... Я стариков до вас никогда нигде не видела потому, что за стеной этой фермы в тридцать лет всех отправляются на утилизацию, и до капли сцеживают кровь! Вы не цените, что благодаря хозяину имеете и не радуетесь жизни, не слушаете того, кто создал для вас кусочек нормальной жизни в этом аду и теперь пытается вас спасти… Да, если так, и я глупая девочка, тогда вы кто?

Потрясенная неблагодарностью и глупостью, я угрюмо кивнула людям, прижала к себе подаренного Маринкой серого коня и, сопровождаемая повисшим молчанием, вышла из амбара.

Дул холодный ветер, все еще расстроенная после обвинений, я быстро шагала домой, радуясь, что могу закрыться в своей комнате и лечь спать, ведь в доме меня никто не станет тревожить.

Внезапно меня догнала Марина

— Не переживай. Подобное отношение это нормальное явление. Никого насильно счастливыми не сделаешь. Переедем с теми, кто хочет спастись и верит Георгу. А таких немало. А эти… ну они сделали свой выбор.

— Пусть делают, что хотят… меня это больше не волнует, — разгневанно отмахнулась я, не в состоянии замедлить шаг, гнев и обида во мне просто бурлили.

— Вот и я об этом говорю. Не переживай за них, — пытаясь идти рядом, сказала Марина. — Чем меньше отправится упертых глупцов, тем легче мне будет поддерживать хоть какой-то порядок.

— Я и не переживаю! Я и сама никуда не еду. Меня возмутило, как пренебрежительно они отозвались о желании Георга спасти их! И о твоем предупреждении! Идиоты! Да стоит ли таких спасать?! — повернувшись к Марине, гневно спросила я.

— Как не едешь? — резко остановившись, пораженно переспросила