Придворный Медик - Алексей Аржанов

— Выставите режим усиленной оксигенации! — скомандовал медсёстрам я. — Готовьте к подключению к ИВЛ!

Нужно подать ему стопроцентный кислород. Заставить нервную систему отреагировать на поступающий воздух. Это поможет запустить дыхание. Либо даст мне ещё немного времени.

Так… Стоп, а это что ещё такое?

«Анализ» уловил изменения сразу в трёх системах. Гортань пациента спазмировало. Это она не пропускает воздух! Получается, что кислород не может пройти даже в трахею.

Кроме того, у пациента явные проблемы с кишечником. Ранее такого не было. Лишь сейчас я обратил внимание, что его желудочно-кишечный тракт замер. Мышцы перестали сокращаться.

Парез кишечника.

Если бы Григорьев не находился на парентеральном питании, мог бы возникнуть риск острой кишечной непроходимости. Но в связи с коматозным состоянием он уже несколько дней получает питательные вещества через кровь.

Вроде ему должны были поставить назогастральный зонд, чтобы вливать питательные смеси напрямую в желудок, но так этого и не сделали. Возможно, оно и к лучшему.

Плюс ко всему нарушилась работа почек. Готов поклясться, что я наблюдаю их острое повреждение. Будто он тоже чем-то отравлен, и выделительная система не может справиться с выводом токсинов!

Погодите-ка… А что, если так оно и есть? Что, если в кому его тоже ввёл кто-то из лекарей? Возможно, кто-то заменял капельницы на те же транквилизаторы или…

Проклятье!

Наркоз.

Теперь всё встаёт на свои места. Григорьев уже несколько дней находится под общей анестезией. И кто-то стабильно поддерживает его в таком состоянии.

К осложнениям общей анестезии легко можно отнести и ларингоспазм — нарушение проходимости гортани, и парез кишечника, а также все остальные симптомы.

А почки перестали функционировать, потому что не справились с выводом таких концентраций усыпляющих веществ.

Со всей этой грудой осложнений одной лекарской магией я точно не справлюсь. Тут мне понадобится целая бригада лекарей. Может, позвонить Гаврилову? Нет. Это не имеет смысла. И других коллег тоже звать не стоит.

Пока они бегут на помощь из других отделений, Григорьев умрёт.

Благо у меня под рукой есть масса лекарственных средств и богатый опыт. Я знаю, как вывести его из этого состояния. И сделаю всё, чтобы его спасти.

Только стоит учитывать риск. Если своими силами я его не спасу, завтра же мне влетит от всего руководства за то, что я никого не позвал на помощь.

Тьфу ты! Да о чём я только думаю? Плевать, что будет завтра! У меня есть только «сейчас». И сейчас нужно действовать. Как можно быстрее!

— Сейчас же вводим ему атропин, спазмолитик и адреномиметик! — скомандовал я.

А пока медсёстры готовят препараты, я буду поддерживать его своей силой. Эти лекарства нормализуют работу сердца и кишечника и смогут расширить гортань.

Но этого недостаточно. Лучше мне вручную запустить его лёгкие. Через лекарскую магию.

Мне пришлось выполнять несколько задач сразу. Я диктовал медсёстрам концентрацию препаратов и воздействовал на головной мозг пациента своей магией.

Ведь именно там, а точнее — в продолговатом мозге — находится дыхательный центр. Нужно нормализовать кровообращение и направить туда кровь, насыщенную не столько кислородом, сколько углекислым газом.

Да, именно так. Ведь именно углекислота является главным стимулятором дыхания. Это легко проверить экспериментально. Достаточно собрать большое количество людей в тесной непроветриваемой комнате, и через несколько минут частота их дыхательных движений увеличится.

То же самое происходит и с новорождённым ребёнком. Как только малыш делает первый вдох, его мозг получает первую дозу углекислого газа, и это заставляет лёгкие расправится. Процесс этот неприятный и, как правило, именно из-за него ребёнок начинает кричать.

Все препараты пациенту уже введены. Концентрированный кислород поступает в неработающие лёгкие. Моя магия функционирует на пределе.

С начала реанимационных мероприятий прошло уже несколько минут. Ещё немного и…

ВДОХ.

Григорьев сделал первый вдох после долгой паузы. На секунду приоткрыл глаза, а затем снова потерял сознание.

— Получилось… — выдохнул я.

То, что он снова потерял сознание — не проблема. На этом оказание помощи ещё не подошло к концу.

— Следите за его состоянием, — велел я медсёстрам реанимации. — Мне нужно связаться с нефрологическим отделением.

Я прошёл в ординаторскую, нашёл в справочнике номер дежурного нефролекаря и принялся дозваниваться до коллеги.

Ответил мужчина лишь через несколько минут.

— Нефрологическое отделение, нефролекарь Кондратьев. Слушаю, — вяло пробормотал мужчина.

Видимо, он уже лёг отдыхать, а мне пришлось выдернуть его из глубокого сна. А что делать? На то и нужны дежурные лекари!

Я взглянул в журнал и быстро нашёл полное имя Кондратьева.

— Геннадий Павлович, вас беспокоит общий профиль, — произнёс я. — У нас в реанимации пациент с подозрением на острое повреждение почек.

— Ну ё-моё… — простонал тот. — Ваша фамилия?

— Булгаков. Павел Андреевич, — ответил я.

— Булгаков… Булгаков… Первый раз слышу, — заключил он.

Сейчас я лично поднимусь в нефрологию, и моя фамилия станет последним, что он услышит.

— Повторяю, — настойчиво продолжил я. — Пациент с острой почечной недостаточностью. Судя по всему, отравление средствами для неингаляционного наркоза.

— Замечательно! — заявил он. — Вы, что ли, постарались, Булгаков? А мне разгребать? И куда вы мне его собираетесь подсунуть? На диализ? Ночью?

— Меньше вопросов — больше действий, — отрезал я. — Если вас эта информация ускорит — пациент находится под личным контролем главного лекаря.

Последняя новость явно взбодрила Кондратьева.

— Ладно-ладно! — крикнул он. — Уже бегу.

Через несколько минут в моём отделении появился низкорослый полный мужчина. Хромая на одну ногу, он быстро приближался к реанимации.

— Вы, что ли — Булгаков? — протирая заспанные глаза, спросил меня он.

— Он самый. Будем знакомы, — ответил я.

— Одуреть, какой вы дерзкий для новичка, Павел Андреевич, — шагая к пациенту, произнёс он.

— Ситуация иначе вести себя не позволяла, — прямо сказал я.

— Да я-то не обижаюсь. Просто имейте в виду, что некоторые лекари вас бы и слушать не стали.

Ну-ну. Сам-то меня послушал только после того, как я главного лекаря упомянул. Странная же у них тут иерархия. Если специалист молодой, значит, на его вызовы можно не обращать внимания.

Хотя, чему я удивляюсь? Я такое и в своём мире много раз наблюдал. Некоторые врачи старой гвардии полагали, что молодняк беспокоится по пустякам. Иногда они были правы. Но часто, к сожалению, это заканчивалось плохо для пациентов.

—