Воин Ордена - Максим Шторм
А, к черту! Не помню и не помню. Я лечу домой.
Глава 3
На борту «Хорька» под пассажирские каюты было отведено три небольших кубрика. Я не удивился, когда мои будущие сослуживцы, единогласным решением разделились по трое и заняли две каюты, предоставив в моё безраздельное пользование третью. Привилегия командира. Точнее, острое нежелание лишний раз задерживаться со мной под одной крышей и дышать одним воздухом. Не скажу, что меня это сильно расстроило. Хотя подобное отношение уже начало несколько напрягать.
Команде корабля, включая капитана, было начхать, кого они перевозят — ящик бумаг или нескольких едва оперившихся Часовых. Или проклятого наследника проклятого Рода, в устах некоторых потомственного предателя, от которого в любой момент можно ожидать той еще подлянки. От них я ощущал полнейшее безразличие, и не более того. И с учётом загруженности событиями последних дней, я был этому даже рад.
Мои потенциальные подчинённые, все шестеро, также старались без особой надобности со мной не заговаривать и не встречаться взглядами. В их глазах я видел затаённую обиду и раздражение. С другой стороны, как я понял, Северные Земли были своего рода ссылкой. И служить туда отправляли самых никчемных, если можно так выразиться в адрес Часовых, вояк. Тех, кто отставал в учебе, проявлял ненадлежащее уважение, плохо показал себя на экзамене, да мало ли ещё за какие провинности! Так что, ребята, вы сами сюда напросились, и никто вам не виноват.
Так же в число «счастливчиков» попадали выходцы из Северных Земель, которым не повезло родиться в области, некогда подвластной герцогам Бестужевым. Мои несостоявшиеся подданные. Им то деваться было некуда. Их выбирали из самых низших слоев населения и командировали на учебу решением лютоградского Корпуса Часовых. Добровольцев, желающих служить на моей Родине, всегда не хватало.
Оказавшись в своей каютке, я оценил её тесноту и скромность. Два двухъярусных топчана, подвешенная под низким потолком лампа-летучая мышь, окошко-иллюминатор. Всё. Сомневаюсь, чтобы на «Хорьке» даже был камбуз. Размеры гондолы призывали экономить на каждом клочке свободного пространства. Питаться будем сух-пайками. Да это все ерунда. В своем нынешнем состоянии я был способен переварить и подошву от сапога, была бы под рукой соль.
На время полёта пассажирам строго предписывалось сидеть по своим каютам, отлучаясь только в гальюн. В воздухе некоторые правила, особенно на приписанных к армии, Академии или Корпусу Часовых кораблях считались железными. Значит, будем отсыпаться. Что-то мне подсказывало, что по прибытии в Лютоград времени для спокойного безмятежного сна у меня резко убавится.
Немного подумав, я, не разуваясь, улёгся на нижний ярус топчана и засунул руки под голову. Здесь пахло затхлостью, машинным маслом и застарелым потом. Ерунда. Особенно по сравнению с вонищей приграничного Болота, которое едва не стало моей вечной могилой.
Чуть вздрогнув, «Хорёк» с жужжанием оживших мотогондол, питаемых энергией волшебных кристаллов, начал подниматься над взлётным полем. Появился шанс ещё раз посмотреть на огромную Столицу с высоты птичьего полета. Но я даже не дёрнулся. К демонам этот город. Мыслями я уносился уже далеко на север. Но что меня ожидает? И на какой приём я могу рассчитывать? Не знаю… но на что-то хорошее, с учётом того как этот мир меня встретил, рассчитывать не приходилось.
Поднявшись на необходимую высоту, дирижабль повернулся в нужном направлении и лёг на курс, помчавшись юрким хищным воздушным зверем, наращивая скорость. Под чуть ощутимую качку и проникающее сквозь тонкие стенки кубрика гудение силовой установки в машинном отсеке я задремал.
Мне снова приснился сон. Воспоминание о минувших днях. Приснилась прежняя жизнь Алексея Бестужева. Вырванный из недр его памяти яркий и выпуклый отрывок ушедшего в прошлое бытия.
* * *Это был кабинет отца. Я уже давно не ребёнок. После его гибели я часто прихожу сюда. Смотрю на его вещи, вдыхаю витавший здесь запах, хожу по слегка поскрипывающему под ногами дубовому полу. Наверно, отцовский кабинет, оружейная комната и мастерская дяди Игната стали моими самыми любимыми местами во всём нашем Родовом имении.
В кабинете мне больше всего нравилось сидеть в отцовском продавленном кресле, которое давно уже остыло от тепла его тела. А я еще я любил стоять перед огромной географической картой, занимающей собой чуть ли не всю поверхность одной из глухих стен. Карта была очень старая, местами поблекшая, но изумительной красоты и качества. В мельчайших подробностях она отображала все Северные Земли Великорусской Империи. Часть Государства, которую от ведьминых тварей защищал Корпус Часовых Тринадцатой Стражи.
На карту был нанесен и наш Родовой Дом. И примыкающие к нему поселки, и находившийся в пятидесяти милях к востоку суровый и неприступный Лютоград. Речки, поля, леса и рощи, городки и деревушки. Все было здесь, на этой карте. Сотни квадратных вёрст и тысячи жизней. Вотчина семьи Бестужевых. Сто лет назад отобранная и переданная в безраздельное владение Государю. Нам оставили лишь дом. Родовое имение в самом центре Северных земель. Наш край был последним оплотом на дальней границе Империи. Дальше шли только безлюдные пустоши, а на западе пролегало осквернённое приграничье, да огромная, занятая нынче адскими тварями область, отделявшие нас от Нормандской Империи.
Стоя перед картой, я представлял себе жизнь за пределами наших границ. Людей, что там обитают, города, иноземные обычаи и чудеса. Я знал, что наше Государство огромно, правит им Великий Князь и Император Константин Коренев. При поддержке двенадцати великих дворянских Родов. Когда-то, задолго до моего рождения, к этим избранным принадлежал и наш Дом. Фамилия Бестужевых по своему происхождению и знатности уступала только Кореневым. Еще в незапамятные времена мой далекий пра-пра-не знаю сколько раз прадед, единственным в Империи заслужил право носить титул Герцога. С правой передачи его дальнейшим наследникам. Это была высочайшая честь для любого аристократа. Тогда наша фамилия гремела на всю страну.
Те времена давно канули в лету и поросли быльем. Теперь произносить фамилию Бестужевых за пределами стен нашего имения было запрещено. Как и владеть исконно нашими землями и титулами. Одна из знатнейших аристократических семейств Империи превратилась в презираемых и ненавидимых париев. В изгоев.
Я смотрел на карту и вспоминал, как частенько, бывало, на моём
