Варяг III - Иван Ладыгин
В городе поднялся испуганный ропот, но приказ был услышан. Люди побежали, застучали сапоги по бревнам, зазвенело железо.
Я остался на вышке. Эйвинд держался рядом.
— Мы умрем сегодня? — спросил он спокойным тоном, будто спрашивал о погоде.
— Возможно, — ответил я так же просто. — Большинство из нас — точно. Но мы заберем с собой столько, что Торгнир еще лет сто будет видеть этот день в кошмарах. Если выживет, конечно…
Эйвинд хмыкнул.
— Ну, это уже кое-что…
Тем временем враг закончил построение. Море щитов и копий растянулось по всей кромке леса.
Строй расступился, пропуская вперед всадника на резвом вороном жеребце. Торгнир щеголял в позолоченном шлеме и в чешуйчатой броне поверх кольчуги. Он выглядел не как предводитель северной орды, а как римский полководец на древней фреске — холодный, расчетливый, уверенный в своей победе еще до начала битвы.
Сын Ульрика замер на идеальной дистанции — там, где даже лучший из наших лучников мог лишь мечтать достать до цели. На излете, где стрела теряет и ярость, и веру. Чуть в стороне неподвижными статуями стояли его щитоносцы. Их строй был живым барьером, доспехом из плоти и дерева, нарочито безупречным, словно они и не ждали битвы, а демонстрировали саму идею неуязвимости.
И всё это вместе — неподвижный воин на вороном коне, сверкающий позолотой шлем, эта каменная «черепаха» — было похоже на первый аккорд перед сложной симфонией. Торогнир уже видел развязку и теперь не спеша, с холодной точностью мастера, расставлял фигуры на доске. Даже ветерок здесь, у наших стен, казался частью его спектакля — недостаточным, чтобы развевать плащ, но достаточным, чтобы мягко шевелить гриву его коня, пока сам он изучал крепость спокойным, почти отстраненным взглядом дирижера, проверяющего строй оркестра перед увертюрой.
Рядом с ним плелся связанный Торгильс. Голова охотника была опущена, а в глазах плескалась горькая обреченность…
У меня перехватило дыхание. Раньше походка Торгильса была легкой и крадущейся… Но теперь она была сломлена. Он шел, еле волоча ноги, как медведь, угодивший в капкан…
Торгнир поднял костяную трубку, которую поднес ему оруженосец, и его усиленный голос донесся до каждого на стене.
— Смотри, Рюрик! Смотри! Вот, какая цена твоему коварству! Вот какой награды стоит твоя выжженная земля в Гранборге!
Он, не оборачиваясь, кивнул. Два берсерка, стоявшие рядом с Торгильсом, двинулись. Один здоровенный бугай, сплошь покрытый татуировками, схватил охотника за волосы, оттянул голову назад и обнажил грязную исцарапанную шею. Другой — буднично провел лезвием ножа по кадыку.
Через несколько секунд голова Торгильса упала в грязь и покатилась… Берсерк с татуировками поднял отрубленную голову за спутанные волосы и с грубой демонстративной силой насадил ее на острие поднятого копья. Голова охотника, искаженная последней мукой, замерла над полем, мутными глазами глядя в сторону наших стен. Этакое ужасное знамя из плоти и крови…
Затем, с коротким, глухим рыком, хладнокровный викинг воткнул древко в землю. Оно вошло с мокрым шёпотом, качнулось раз-другой и застыло, превратившись в уродливый, немой обелиск. Наши взгляды прилипли к нему, как мухи к смоле. Мы видели всё: и багровый срез, и знакомые черты, искажённые болью. Голова друга была так близко, что казалось, мы могли разглядеть каждую пору, и так далеко, что нас разделяла целая пропасть бессилия.
Тишина пролилась густым бульоном ярости по нашим стенам. Это было хуже, чем яростнаяатака или залп из всех орудий… Это было спокойное глумление…
Потом юная лучница сдавленно вскрикнула, и ее вырвало.
В горле у меня встал ком. Глаза загорелись ломким сухостоем… Пальцы на руках хрустнули от напряжения…
— Огонь! — в животном крике зарычал я. — Всем лучникам! Огонь!!!
Луки скрипнули. Сотня стрел описала дугу… и посыпалась вниз, не долетев до Торгнира добрых два десятка шагов, беспомощно воткнувшись в землю. Он даже не пошевелился. Только ухмыльнулся шире. Его щитоносцы даже не понадобились.
— Видишь? — снова прогремел его голос из импровизированного рупора. — Твоя хитрость кончилась. Теперь здесь будет только моя воля! Открой ворота, и я пощажу женщин и детей. Не сделаешь этого — и вы все сдохните, как ваш друг…
Я сделал шаг вперед, к самому краю башни…
— Твой выбор… — мой голос сорвался с высоты неожиданно ровно. — Пахнет тухлой рыбой. Ты принес нам голову моего друга и называешь это торгом? Ты показываешь мне цену моей земли, а потом сулишь милость? — Я медленно покачал головой. — Нет. Ты не предлагаешь жизнь. Ты предлагаешь отсрочку. Еще несколько дней в грязи, прежде чем твои берсерки найдут повод перерезать и этих женщин, и этих детей. Потому что таков твой способ. Он прост, как камень. И так же глуп.
Я обернулся к своим. К лучникам с белыми от напряжения костяшками на пальцах. К ополченцам, прижимавшим к груди старые топоры. Их лица были бледны, но в глазах не было трусости или желания сдаться. Напротив… Там бурлила та же холодная ярость, что и у меня. Тишина на стенах сменилась другим звуком — низким, едва слышным гулом. Гудением тетивы, которую вот-вот отпустят.
Я повернулся обратно к Торгниру и закончил свою речь:
— Единственное, что ты получишь у этих ворот, — это смерть своих людей! Я клянусь тебе!
Ухмылка сползла с его лица, он опустил костяную трубку. Всего этого было достаточно.
С той стороны раздался короткий окрик командира, и в серое небо взмыл уже их залп. Тысячи стрел! Они слились в черную тучу, затмив собой свет. На их наконечниках алыми всполохами помигивала пакля.
Первые огненные «пчелы» с противным шипением впились в бревенчатые стены, во влажную дранку крыш и в сложенные у стен бочки со смолой. Стреляли намеренно большим навесом, чтобы поджечь наши тылы…
Влажное дерево встретило огонь с трескучей и хрустящей радостью… Через мгновение над Буянборгом затанцевали целые факелы жирного дыма. Запахло жженым волосом и паленой кожей.
— Бегом тушить пожар! — заорал я, но мой голос потонул в нарастающем гуле паники. — Эйвинд! Собери всех безоружных! Стариков, подростков, женщин — всех! Тащите воду из колодцев! Мочите тряпки! Нельзя допустить, чтобы город запылал, как Гранборг!
Но настоящий хаос уже рождался у нас за спиной. Город, который мы защищали, начинал пожирать сам себя. Крики «Пожар!», «Там дитя!», «Помогите!» — всё это сливались в один протяжный и мучительный стон.
А снаружи, из-за стены доносился разъяренный гул орды, готовящейся идти на штурм.
Мне срочно нужно было найти Астрид… Я приказал лучникам не
