Штормовая мелодия - Дорит Медвед
– Мне стоило бы тебя предупредить.
– И вправду стоило бы!
Я бросила недовольный взгляд на желтоглазого кота. Животное выдержало его с упрямством, которым славятся представители исключительно кошачьего рода. Очевидно, оно считало само собой разумеющимся, что я немедленно примусь его гладить. Я исполнила его желание – и почесала кота за пушистыми ушами, пока тот не свернулся калачиком у меня на коленях.
– Тебе повезло, – удивленно отметила Джейн. – Так-то он очень застенчивый. Не думаю, что кто-то, кроме меня, вообще знает о его существовании. Однако обычно он позволяет себя гладить только во время кормежки.
Уголки моего рта приподнялись в грустной улыбке. У Люси тоже был застенчивый кот, который совершенно оттаивал лишь в моем присутствии. Из-за этого подруга всегда ужасно ревновала меня к коту. Я и сама хотела завести кота или кошку – но, поскольку родители так часто путешествовали, мы так никогда и не завели домашнего питомца.
– И у него есть имя? – спросила я, глядя на буроватого кота. Джейн пожала плечами:
– Для меня он всегда был Библиотечным Котом без клички, но ты можешь дать ему настоящее имя.
– Шекспир, – моментально выпалила я.
– Шекс… кто?
– Шекспир, – повторила я помедленнее. – Человеческий драматург, давно уже умерший. Тем не менее, его пьесы до сих пор известны во всем мире. В смысле, в человеческом мире.
Мой отец любил Шекспира и постоянно его цитировал. Я же сама возненавидела Шекспира до глубины души, когда нам в школе пришлось читать «Гамлета». Тем не менее, именно имя Великого Барда первым пришло мне в голову в этот момент. Он привнес что-то знакомое, что-то человеческое в этот чужой мир, пусть даже речь шла всего лишь о коте.
– Ну, Шекспир так Шекспир, – объявила Джейн, и на этом вопрос был решен.
Она снова уткнулась в свою книгу. Я украдкой разглядывала ее. Джейн была очень хорошенькой, со светлыми волосами, медово блестевшими в свете свечи, и нежными пальцами, любовно гладившими страницы. Любопытство взяло надо мною верх. Я ведь хотела поближе познакомиться с окружавшими меня окули – так почему бы не начать со своей служанки?
– Ты сама из Чьери? – с деланной небрежностью осведомилась я.
– Нет, мои родители живут в Читре. Еще три года назад я жила с ними в небольшом городском домике на берегу Мэла.
– И почему же ты теперь служишь у Рэйвена?
Джейн вздохнула и отложила книгу:
– Это длинная история.
– Обожаю длинные истории, – ответила я, жадно наклоняясь вперед, чтобы лучше слышать.
– Ну хорошо.
Скрестив руки на груди, Джейн начала свой рассказ:
– Я из очень творческой семьи. Мой отец – актер крупнейшего театра на континенте, мама – оперная певица, а старшая сестра – успешная пианистка. Я и сама выступала на многих сценах в качестве балерины.
Что ж, это объясняло, почему ее движения с хлыстом были похожи на танцевальные па. Похоже, она действительно была очень талантливой.
– Когда мне было шестнадцать, у меня появилась возможность выступать в Большом театре, где также играет мой отец, – продолжила Джейн. – Прослушивание должно было решить, кто получит главную партию в балетной постановке – и, таким образом, будет иметь хорошие шансы стать лучшей прима-балериной своего времени. Конкуренция была жесткой, но роль в итоге отдали мне.
На ее губах заиграла гордая улыбка, но тут же сменилась горечью.
– Я как раз переодевалась для своего дебютного выступления, когда это произошло. Алое пламя лизнуло дверь, преграждая путь наружу. Кто-то устроил пожар в раздевалках и запер меня один на один с огнем. Там не было окон – и, следовательно, никакой возможности вырваться. Если бы Рэйвен не спас меня, я погибла бы в огне. У него как раз был день рождения, и он явился на премьеру спектакля. Когда он заметил пожар, то врывался в каждую раздевалку и спасал тех, кого еще можно было спасти.
И она задрала платье, чтобы я могла рассмотреть ужасные ожоги на ее бедрах. Мне с трудом удалось сохранить лицо невозмутимым.
– Выяснили, кто устроил пожар?
– Выяснили, – кивнула Джейн. – Это сделала Катарина, моя самая серьезная конкурентка. Она была единственной из труппы, кого пламя никак не затронуло, а Рэйвен утверждает, что видел, как она украдкой выскользнула из театра прямо перед началом пожара. Не спрашивай меня, что он с ней сделал, но после пожара я о ней никогда ничего больше не слышала.
Она выглядела так, будто судьба Катарины не особенно ее интересовала.
– В огне погибло девять окули, – объяснила Джейн со смесью гнева и печали. – Театр был полностью разрушен. Его восстанавливают до сих пор.
– А почему ты не стала выступать на другой сцене?
– Потому что Катарина уничтожила мою карьеру. Я, совершенно обездвиженная, провела месяц в больнице, а затем прошло еще два месяца, прежде чем я снова смогла нормально ходить. Я по-прежнему люблю танцевать, но мне не хотелось столкнуться еще раз с такой безжалостной конкуренцией. Вот я и попросила Рэйвена о должности при дворе. Жалованье он платит хорошее – а, кроме того, я хотела отблагодарить его за свое спасение. Я не люблю быть у кого-то в долгу.
Проработав несколько недель горничной, я наконец познакомилась с Атласом. Он увлек меня боевой подготовкой и предложил тренировать меня. Я согласилась. Мне никогда больше не хотелось почувствовать себя слабой – и неважно, перед кем.
Я слишком хорошо знала это чувство – и поняла Джейн до такой степени, что мне самой стало больно.
Однако, прежде чем я успела сказать ей, как горжусь ею, Джейн встала и расправила платье:
– Уже поздно. Мне надо идти спать. Советую и тебе сделать то же самое. Завтра ранняя тренировка.
С этими словами, засунув книгу подмышку, она торопливо направилась к выходу из библиотеки.
В глубокой задумчивости я почесывала Шекспира за ушами. Мы с Джейн были знакомы всего один день, а она уже рассказала мне все о своей нелегкой судьбе. Я боялась, что она уже жалеет о своем решении – иначе с чего бы ей было так поспешно ретироваться? Мне хотелось побежать за ней, но я не знала, что сказать. Кроме того, она была права; мне тоже очень нужен был сон.
Не в силах заставить себя выйти из уютной библиотеки, я задремала с котом на коленях – и проснулась перед самой тренировкой, когда Шекспир принялся громко мурлыкать мне в самое ухо.
* * *
Хождение по мукам началось по новой: утренняя пробежка в
