Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская
– Поставь меня, Цэрин, – пошевелилась в его руках Лхамо.
Совсем недавно он вот так же с ней на руках бежал в дом Ринчена, спасаясь от ракшасов. Всего-то третий солнечный день пошел с тех пор, но как же иначе она теперь ощущалась! Не костлявая, сухая и пустая, а вполне округлая и заметно тяжелее…
«Как Пассанг. Или нет, та все же совсем мягкая. А у Лхамо под одеждой будто крепкие мышцы. Что за долина такая, которая у одной годы отбирает, а другой, наоборот, возвращает?»
– Сама пойду, Цэрин.
Но он не слушал, погруженный в собственные мысли.
«Надо бы хорошенько потолковать с монахом, с этим Рэннё. Он явно что-то знает».
– Осторожнее тут, – предупредила Джэу, поравнявшись с ним. – Не упади.
Цэрин хмыкнул, совершенно не ощущая усталости или напряжения в руках.
– Местами может быть скользко, тут соленые источники где-то…
Она в задумчивости осмотрелась по сторонам. Половина ее лица, неприкрытая маской, выражала глубокую задумчивость, но затем Джэу просияла и взяла чуть левее, уходя с основной тропы.
– Чтоб ты провалился в огненную пасть Ундзэн!
– Что ты сказала?! – прикрикнул на нее Цэрин.
– Э-э, – обернулась Джэу в недоумении, а он понял, что опять его разум играет с ним. – Источники, говорю, рядом. Соляные. А от них и до Ярланг недалеко. – Она махнула рукой туда, где внизу простиралась небольшая равнина, рассеченная надвое темной лентой реки. Нам точно сюда, я помню эту скалу. Тогда еще решила, что это сама Ньян Лха. Глупо вышло, и Хиён тогда велела…
Она резко замолчала на полуслове и отвернулась, делая вид, что разглядывает приближающихся спутников.
– Цэрин, поставь меня, – в который раз попросила Лхамо, да так требовательно.
И не было больше в ее голосе старческого дребезжания или суховатой осиплости. Но не появилось в нем и звонких девичьих переливов, что еще недавно нежно звучали в песнях Сюин.
Нет, Лхамо стала иной. Ни той, ни другой.
Цэрин поставил ее на землю, но рук не отнял, а с любопытством перебирал шелковистые черные косы, и в их плетении лишь изредка виднелись серебристо-белые волоски. С не меньшим интересом рассматривал он и лицо прежде старухи, но теперь зрелой женщины, в уголках глаз которой наметились мелкие милые морщинки – не чета тем набрякшим глубоким морщинам, коими Лхамо «красовалась» раньше. Исчезла с ее кожи и россыпь старческих коричневых пятнышек. Цэрин был уверен, что ушли они не только с лица, но и с рук Лхамо. Он потянулся проверить, взялся за рукав ее рубахи, когда услышал позади топот, которому вторило множество тревожных окликов. А в следующий миг он только и успел, что оттолкнуть от себя Лхамо, вставая на ее место. И тут же свалился навзничь под тяжестью крепкого рослого Чжигана.
Не зря Джэу предупреждала, что источники рядом. Так и заскользили они вниз по пологому склону. Цэрин чувствовал, как крошится под лопатками хрупкая, насквозь просоленная горная порода. Его рубаха взмокла, пропитываясь влажностью. А на шее болезненно ощущались пальцы Чжигана.
Они рухнули в теплую горьковато-соленую воду, расплескав ее во все стороны. Голова Цэрина на несколько мгновений погрузилась под ее поверхность, но он быстро вынырнул и, перевернув Чжигана, прижал к себе спиной, фиксируя, не давая двигаться. Тот сопротивлялся, пытаясь вырваться, но силы были не равны, и вскоре он затих. Лишь судорожная дрожь иногда пробегала по его телу, перемежаясь со всхлипами, которые не пристало издавать мужчине.
– Это все неправда… Это проклятое колдовство… Сюин, моя Сюин… – бормотал он, словно не понимая, где находится.
Чуть отдышавшись, Цэрин осмотрелся. Из-за нападения Чжигана они скатились как раз в те источники, про которые говорила Джэу. И теперь полусидели-полулежали в небольшом овальном водоеме, что время, ветер и вода выдолбили в розовато-буром соляном пласте, вышедшем на поверхность. Подобные углубления-чаши, созданные самой природой, спускались ниже террасами, и в одном из них испуганно замерли двое тхибатцев.
Судя по убеленным сединой волосам и глубоким морщинам, а также отсутствию поблизости какой-либо дорожной поклажи и вьючных животных, это были пожилые паломники, что шли поклониться священной горе. Они таращились на дерущихся мужчин, как на ненасытных ракшасов, явившихся по их души.
Когда с тропы, идущей сверху вдоль соляных чаш, послышались встревоженные голоса Джэу и Лхамо, паломники наконец зашевелились. Бросив напоследок на Цэрина и Чжигана опасливые взгляды, старики боязливо выбрались из своего водоема и второпях обтерлись. Один быстро намотал на себя поношенную коричневую кашаю, подпоясался кушаком и сложил за пазуху какой-то нехитрый скарб, до этого прятавшийся под горкой одежды. А другой и вовсе по-простому натянул штаны и просторную рубаху.
По тропе первой сбежала Лхамо. Так непривычно было видеть старуху такой помолодевший и полной сил. Заметив ее, Чжиган снова задергался в захвате Цэрина, но тот держал крепко.
– Цэрин, ты как? – Встревоженным взглядом Лхамо осматривала его, не обращая внимания на гримасу ненависти на лице Чжигана. – Не расшибся?
– Да что мне сделается, – проворчал он, ощущая как соль щиплет расцарапанные лопатки. – Одежду вот только замочил.
Джэу, спускавшаяся следом за Лхамо, задержалась, чтобы перекинуться парой фраз со старыми паломниками. Испуганно оглядываясь, они махнули вниз по тропе и затем быстро скрылись из виду, обогнув один из уступов. Вскоре со склона спустились и остальные – оба монаха, юный и постарше, а также лаосцы. Последние старались держаться подальше от Лхамо и сбились вместе у дальнего водоема на этом же уровне террасы.
– Подобру пойдешь? Или силком тащить тебя к твоим? – угрожающе произнес Цэрин прямо в ухо Чжигану.
Тот дернулся, но затем бросил в ответ:
– Сам. Пусти!
Через мгновение Чжиган зло оттолкнул Цэрина, вылез из водоема и, плюнув под ноги Лхамо, побрел в сторону лаосцев. Цэрин тоже выбрался, но лишь для того, чтобы скинуть одежду и разложить ее сушиться на одном из валунов поблизости.
Никто из путников более не произносил ни слова, над террасой повисло гнетущее молчание. Затем Джэу и Лобсанг переглянулись и направились к соседнему углублению-озерцу в соляной породе. Там они начали деловито разоблачаться, не выказывая никакого стеснения, и вскоре уже забрались в воду. Рэннё некоторое время стоял, словно в нерешительности, поглядывая то на Лхамо, то на Лобсанга. Наконец, родственные связи, видимо, одержали верх, и он направился к брату.
– Каменная соль смоет все дурное, принесенное из Долины смерти, – заявил он и кивнул лаосцам, чтобы те следовали его примеру.
Вэй и
