Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский

«Если бить, то наверняка, а так… Нет».

Тем более, Саблин уверен, что сейчас он удаляется от лодки, в которой находится оператор дрона. Но Аким на всякий случай интересуется:

— Мирон, а ты их моторов не слышишь?

— Нет, хотя аппарат этот твой чувствительный, хороший аппарат, — отвечает радист и добавляет: — Я даже нашего рыбачка ещё слышу, а других моторов в округе не слышно. Видно, далеко они.

Ну раз так… Саблин не будет рисковать дорогой ракетой.

«Выйдем на русло Таза, там уж точно от них оторвёмся».

А тут и плёс кончается, снова пошли протоки меж стен рогоза, показались отмели, заросшие кувшинкой, и Калмыков, не дожидаясь советов, снова снизил скорость. А Саблин ему и говорит:

— Мы с Мироном позавтракали, иди в кубрик, покушай. А заодно и поспи немного. На ночь останавливаться не будем.

Дроны — дронами, а есть-то человеку надо.

— А… Ну ладно, — соглашается Денис, кажется, он не против завтрака, он передаёт руль Акиму.

Денис скинул пыльник, стал снимать жёсткие части брони, чтобы не тащить в кубрик пыльцу. А после специальным шлангом с плоским раструбом обдувает себя, чтобы сдуть пыльцу с нижнего, эластичного костюма. Компрессор выдаёт хорошее давление, воздух шипит, очищая любую поверхность. Очистившись, Калмыков скрывается в кубрике. Раз есть герметичный кубрик, нужно его держать в чистоте. Всё-таки поесть и поспать без респиратора — это настоящее удовольствие.

А Аким остался с Карасёвым. Шёл, выглядывая чистую воду, держал невысокие обороты. А радист так и не отходил от станции и рации. И тогда Аким и уточняет:

— Слушай, Мирон, а долго нам ещё до русла?

— Так уже почти пришли, — отвечает Карасёв. — Минут десять, и просветы увидим.

Глава 2

«Минут десять» продлились минут двадцать, только тогда он вышел из протоки на большое открытое пространство. Вроде компрессор нагнетает воздух в шлем так же, как и раньше, а как будто легче задышалось. Сначала от левой стены рогоза до правой было метров пятнадцать, а потом и все двадцать.

Таз.

«Сто лет тут не был, ничего уже и не помню. Да и как упомнить, если каждый год всё вокруг меняется».

Но это ещё и не река. Приток какой-то. Только русло почти без течения, поэтому то тут, то там плавают пятна кувшинок, ряска иной раз перекрывает всё русло, но опытному рыбарю сразу было ясно, что глубины тут хорошие, и Аким уверенно прибавляет оборотов. Но, как выяснилось, этого было недостаточно.

— Слышь, прапорщик… Мотор.

Саблин думает несколько секунд, а потом и уточняет:

— За нами идёт?

— Ну а куда…? — отвечает ему радист, как будто с ухмылочкой.

Аким вздыхает. Не нравится ему Карасёв; вот не нравится — и всё тут. Ведь в каждой фразе урядника, в каждом его слове слышится какой-то намёк, упрёк какой-то. Ухмыляется там, за забралом шлема. Вроде и не видно его, но тон старого казака всё передаёт так, как надо. Словно хочет сказать: ну и влип я с этими прохиндеями. А рука прапорщика сама собой ещё выкручивает акселератор. Выхлоп из моторов бьёт назад и вверх чёрными струями. И моторы от низкого воркования переходят к раскатистому рыку.

Таз. Через полчаса хода русло стало ещё шире, а вода потемнела, из бурой превратившись почти в чёрную. Ряска ещё лежала кое-где на поверхности, верный призрак отсутствия течения, но кувшинки теперь жались к стенам рогоза. В общем, всё говорило о том, что глубины здесь приличные: три-пять-десять метров. И тогда Саблин опять прибавляет. Теперь моторы уже не рычат. Они ревут. А прапорщик, подкрутив камеры, вглядывается в даль, чтобы заранее увидеть опасность. Но пока поверхность воды ровная, никакой растительности в русле. И через двадцать минут такого хода Карасёв докладывает:

— Импульса мотора нет. Отстал. Видать, моторчик у них слабее твоих. Одни мы теперь.

«Одни⁈».

Саблин не удерживается, хотя мог бы и не спрашивать:

— А дрон?

— Этот-то висит. Два километра севернее нас. Идёт нашим курсом.

«Надо ещё подержать эту скорость. Оператор должен отстать, отвалиться полностью, тогда и дрон пропадёт».

Впрочем, это было несложно. Моторы греться даже ещё и не начинали, а вода впереди была чистой, глубокой. Так что… Аким не снижал оборотов полчаса, прежде чем радист сообщил ему:

— Ну всё — отвалилась «птичка». Никого вокруг. Берег далеко на юге. Тишина. Даже рыбарей нет.

— Принял, — отвечает Саблин, но обороты всё равно не сбрасывает.

От той лодки, в которой был оператор дрона, надо отрываться как можно дальше.

«Там тоже не дураки, понимают, что мы по руслу пойдём. За нами потащатся, в надежде снова нас найти».

Но всё равно, как понял, что никто за ними не следит, так стало вроде как-то и поспокойнее на душе. Захотелось закурить. Но это через респиратор можно покуривать, чуть его отодвинув, а шлем… Тут забрало нужно полностью раскрывать. Ладно. Потом… потом… когда Денис проснётся. А Денис не просыпался ещё три с половиной часа.

Вот теперь он и смог покурить, но прежде чем встать с банки у руля, он чуть скинул обороты, а Калмыкову приказал:

— Держи так.

Не то что он не доверял товарищу, просто теперь, как ему казалось, можно было уже так не гнать. И тогда он отпускает Карасёва:

— Мирон, ты давай иди в кубрик, пообедай, а я за станцией подежурю пока.

— Есть пообедать, — отвечает радист и встаёт.

Он расправляет плечи. Тянется. Даже в удобном «скелете» брони, облегчающем все движения, от неподвижности мышцы всё равно затекают. Потом начинает «раздеваться». И скрывается в кубрике. И уже через минуту связывается с Саблиным