Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский

Борис Конофальский

Новые

Глава 1

Броня у Мирона Карасёва даже не прошлой модификации, а позапрошлой. Лет семь или восемь назад такая была. Аким сейчас и не вспомнит, когда у него была такая же. Шлем у урядника, даже на первый взгляд, большой, угловатый какой-то, фронтальные камеры не загнаны заподлицо, камера задней полусферы вообще торчит почти на макушке, воздушные фильтры на маске выведены в стороны от «бороды», а не вниз, как на новых. Затылочный кабель, что ведёт от батарей к шлему, толстый какой-то, негибкий.

«Камеры-то у него старые… Случись что — наши ему не подойдут. Даже по форме гнезда и разъёму».

Впрочем, прапорщик не сомневается, что у такого опытного бойца, как Карасёв, несколько запасных камер непременно припасено. Саблин бросает взгляд на Калмыкова. У того новый, отличный шлем, маленький, без углов, что называется, «зализанный», аккуратный, по сравнению со шлемом урядника.

Радист примостился у станции на второй банке, сидит и сидит, ничего не говорит, копается в настройках. «Конвой-4» — станция сложная, там тонкостей куча, настроек всяких много. Долго так сидит, Аким уже начинает думать, что старый казак… может быть, не всё понимает в новой и сложной технике. И мысль эта была неприятной. И тогда прапорщик, чтобы как-то завести разговор, и говорит новому знакомцу:

— Мирон, ты РЭБ сразу на приём выставляй. Поглядеть хочу — есть тут кто вокруг?

— Так я сразу всё и выставил. И РЭБ, и рацию, — откликается урядник, не отрываясь от своего занятия. — Лодка тут недалеко одна, в двух тысячах метров от нас тарахтит… на севере, на течении… кто-то из наших за щукой, видно, пошёл. А ещё дрон висит почти в семи тысячах метров на северо-восток от нас. Сигнал устойчивый… Две тысячи двести метров высота.

— Дрон?– сразу встрепенулся сидевший на руле Калмыков.

— Да вот и я удивляюсь! — отвечает ему Карасёв. — Откель тут, в нашей тишине, дроны? Тут такого отродясь не бывало. Кто тут что искать-то будет?

И в его голосе, даже через систему связи, через микрофоны и наушники, слышится что-то вроде упрёка: чего-то вы мне, браты-казаки, не сказали сразу, когда в рейд звали.

«… отродясь не бывало…».Можно подумать, ты, дорогой друг, когда-нибудь по своим дебрям болотным со включённой аппаратурой ходил.

Да… Может, и не ходил урядник Карасёв по округе с РЭБом, но всё равно этот дрон кружит за кормой неспроста. И Аким спрашивает:

— И что он там?

— Болтается из стороны в сторону, — отвечает радист. — Прочёсывает болото на север от хутора, — он замолкает, что-то опять трогает на панели управления станцией, а потом и спрашивает: — Нас, что ли, ищет?

— Может и нас, — отвечает Саблин, притом так, чтобы звучало это как безделица: а, ищут и пусть ищут. — А рация что?

— Тишина, — отвечает урядник. — Приёма нет. Только дрон болтается туда-сюда в небе — и всё.

— А мотор всего один в округе? — уточняет прапорщик.

— Да, и уходит на север.

Всё равно это не нравится Акиму, и он говорит:

— Денис, прибавь-ка…

— Угу, — отзывается тот. — Есть прибавить.

И прибавляет оборотов. Моторы, ворковавшие в режиме экономии, зарычали, а лодка чуть задрала нос и пошла заметно быстрее.

— Э-э… Казаки! — Мирон даже обернулся назад. — Денис, ты железку-то прикрути… Сильно не гони. Тут всё в корягах на километры вокруг. Сплошь коряги. Глубины вроде и нормальные, но после каждого сезона дождей течение коряги с места на место перекидывает… Тут вода бурная бывает… Бог её знает, какая куда легла. Тут гонять не надо, поломаем валы… Таких валов, как ваши, мы потом у наших механиков не найдём… Точить придётся… Туда-сюда… Время…

И Калмыков, без приказа Акима, снижает обороты моторов: налететь на корягу, поломать вал или потерять винт…

И опять нехорошие мысли посещают прапорщика. Это всегда неприятно — думать о человеке, что он… что он оказался не таким, каким ты его считал до этого. И вот сейчас как раз Саблин вспомнил про Милевича. Если поначалу он ещё сомневался в словах Калмыкова, утверждавшего, что молодой радист отправлял кому-то радиограммы, — ну мало ли, может, Денис ошибся, всякий может ошибиться, — то теперь, после появления дрона, эти сомнения начали таять.

«Неужели и вправду радировал кому-то?».

И от этих дурных, расстраивающих Акима мыслей отвлёк его урядник:

— Денис… Ты сейчас ровно на восток держи.

— Ровно на восток? — сомневается Саблин.

— Ну да… Прямо вдоль берега и пойдём, — продолжает Карасёв. — Километров через десять выйдем на старое русло Таза, там уже и врубай свои моторы и гони, там вода хорошая, глубины приличные, ни мелей, ни коряг. Двадцать часов спокойного хода. А с вашими моторами — так и пятнадцать.

Саблин открывает карту на планшете. Но на ней разве найдёшь старые русла рек? Так что нужно слушать того, кто тут живёт. Может быть, даже и неплохо, что взяли с собой этого старого ворчуна. И поэтому он спрашивает:

— И так по Тазу мы до самого Енисея дойдём?

— Если бы… Нет, по Тазу до Енисея не дойдем… — отвечает Карасёв. — Как до плёсов и сопок доедем, русло на северо-запад повернёт, а нам так и придётся на восток идти. Места там глухие, рогоз густой, проток хороших мало, но коряг там уже нет, так что хорошую скорость можно держать. А там уже полсуток хода, и мы на Большой Реке.

— Эдак мы часов за тридцать дойти до Реки сможем? — интересуется Денис.

— Ну, поглядим, как пойдёт, — не уверен урядник.

Аким всё не отрывается от карты:

— А выйдем мы… ниже Девятнадцатой заставы…

— Конечно, ниже. Вёрст на триста ниже, — уверяет его Карасёв. А потом и спрашивает: — А