Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров - Хайдарали Мирзоевич Усманов
Редкие в этом месте корабли-гости, слепые или самоуверенные, заходили и исчезали целыми отрядами. Небольшие скауты впервые выходили и возвращались как призраки. Как оболочки, из которых вышел дух. Тех, что пытались пробить дорогу “наощупь”, ветры туманной пыли стирали так же, как морская буря стирает следы на берегу – безжалостно и окончательно.
И всё же “Троян” плыл. Его корпус скользил между волосами гравитации, нащупывая узкие горлышки, которые знали лишь те, кто прошёл ими раньше. Внутри тумана всплывали лица.
“Крошечные гравитационные разломы, или метка Левиафанов?” – Казалось, думал ИИ, и вёл корвет дальше. Иногда по минералам на поверхности астероидов пробегала холодная синяя морозная рябь – следы энергии, что когда-то кипела здесь в первородном огне. Иногда из тумана выглядывала руна – не миллионы лет неведомая, а свежая, будто кто-то только что начертал её пальцем на лобовом стекле самой Вселенной. И в этой руне был звук… Звук предостережения…
Но “Троян” не искал света. Он искал шов – ту тонкую линию, вырезанную гномами, которые прошли здесь до него и знали, как обойти разрыв. Старые карты гномов, шифры, выгоревшие в памяти его капитана – всё это было нитями, по которым вела машина. Но даже знание – лишь часть успеха. В этой системе было слишком много желаний. Жажда золота… Честь кланов… Страх эльфов… И даже ненависть гномов… Каждый, кто входил в неё, привозил с собой мысль, и эта мысль оставляла отпечатки, которые туман мог читать как книгу. Так что “Троян” шел очень осторожно. Потому что в этой системе считывались не только приборами – здесь читались сами намеренья.
Через шесть часов на мостике возникла тишина, которая была не пустотой, а готовностью. Экипаж внимательно и настороженно прислушивался. К тому, как в стенах застывали крохи льда… Как где-то ломали свои “крылья” осколки… ИИ провёл последний акт маскировки. Он намеренно расширил маленькую лазейку в эфирной вязи и бросил в неё обманный след, подобно тому, как рыбак бросает приманку. Затем “Троян” скользнул в шов – туда, где на картах мастеров-гномов была точка, помеченная странным знаком:
“Не трогать, если не знаешь, как пить из огня.”
В глубине этого знака таилось обещание и угроза. Пройдя через него, можно было увидеть то, что другие потеряли навсегда. Только исследовательская машина увидит нутро мира. Только тот, кто умеет читать руны поля, получит то, что спрятано в сердцах астероидов. Но и только тот, кто занялся этим ремеслом, получал ответ на вопрос о том, за что он платит.
Туман шелестел по корпусу корвета, как старая бумага, и закрывал за “Трояном” свою книгу. Корабль шёл дальше в сердце молчания, где каждый шаг был сделан не ногой, а мыслью, а каждая мысль – возможным именем для тех, кто там ждёт. Как зверь, что идёт на запах – но его шаги были выверены так, будто каждый мускул слушал старую карту шрамов. “Троян” не врывался в туман на скорости. Он его “выслушивал”. В помещении мостика было темно, и только приборы писали в углах тонкие “слова” света – спектры, пульсации, линии, которые означали:
“Осторожно… Стена… Ложный маяк…”
Капитан держал руку на консоли, не потому, что ей можно было управлять механикой—машина сама знала, как сдвинуться – а именно потому что человеку нужно было чувствовать ритм. Ритм – это доверие, и Кирилл доверял лишь тому, что мог проверить. Каждый метр, каждый градус курса проверялся сенсорами не однократно, а тройным повтором. Активная радиолокация… Пассивное сканирование шумов… И тонкая сеть нейросенсоров, вплетённая в обшивку, как жилки в листе…
Первое, что встретило их в глубине пространства этой странной системы – не булыжники и не холод, а именно… Пыль… Она была не таящаяся, словно дым, а словно плоть старой звезды – сырой… чёрной… и всё также шелестящей об броню корабля… На приборах она светилась как множество несинхронных импульсов. Отражения с разной задержкой фазы, которые никак не складывались в одно. ИИ корвета послал в пыль “перья” – короткие, направленные лучи, которые двигались, как пальцы, ощупывая поверхность. Ответ был почти немедленный. Миллионы крошечных бликов, как глазки, мигнули, и датчики зарегистрировали не столько отражение, сколько эхо. Эхо, словно пыль не была пустой, а была населена миллиардами микроорганизмов.
– Не трогай её напрасно… – Пробормотал в такт устало моргающим глазам Кирилл, хотя это было им сказано себе самому. Он помнил те строки в гномьих свитках. “Песок, что живёт”. И потому приказы ИИ были строги. Лучи – короткими… Мощность – минимальной… Интервал – нерегулярным… Любая регулярность могла бы запустить рой тех самых наноботов в ответ.
Астероиды шли плотными цепочками, порой образуя зубчатые коридоры, порой рассыпаясь в купола, где камни висели, будто ветки засохшего дерева. Корвет шел между ними медленно, согнувшись в гибком дуговом манёвре. Нос слегка наклонялся, двигатели толкали маленькими импульсами, а по каждому борту располагались антенны, что старательно сканировали дальнюю сторону каждого каменного обломка. Они цеплялись магнитными лучами, посылали фотонные импульсы на многокилометровое расстояние и возвращались с картой неровностей – карта, которую нельзя было сложить в обычный план, потому что она жила. Каждый обломок хранил свою старую рану, и эти раны рассказывали о прошлых проходах чужих кораблей.
Кирилл внимательно смотрел на голограмму. Линии пробегали, то вырисовывая коридор, то исчезая в белесом шуме. Он знал, что на подобных “небесных” ранах часто располагались ловушки – поля, коих не вычитаешь обычными вычислениями. Он просил ИИ развернуть перед “Трояном” тонкую полусферу экрана – не столько для защиты, сколько для чтения. Этот экран не отражал – он подслушивал. Менял фазу так, чтобы частицы пыли изменяли свое поведение лишь на доли герца, и ИИ смотрел, как рой реагирует. Если пыль вздрогнула хором – значит, где-то поблизости был узел, возможно – источник той самой “тени”.
Проходя сквозь один из узких проходов, корвет внезапно замедлил ход. Так как специальным образом настроенные приборы зафиксировали аномалию поля – странное, как дыхание, вибрационное колебание, не подписанное ни одной известной частицей. Оно было тонким, как шёпот, и в нём проскальзывала регулярность, которой быть не должно. Ведь его подпульсации шли через равные интервалы. Кирилл увидел на экране маленькие, почти невидимые ряды пикселей – и понял, что это не природный шум.
– Волны синхронизированы. – Сказал он вслух,
