Росомаха - Андрей Третьяков
— Ты! Вот что лично ты хотел бы улучшить в нашей жизни? В вашей жизни!
— Дык это, вашбродь! — густо покраснел мужчина из-за направленного на него всеобщего внимания. — Ничого не треба. Усё есть вроде как.
Он на секунду замолчал, покраснел ещё больше, и вдруг, явно удивляясь собственной наглости, выпалил:
— Разве что сыну дом надобноть. Женился полгода как, а с нами живёт. Вы не подумайте, мы бы и сами всей деревней возвели бы его, от ток материалу нема. Да брать неоткуда, смолистых деревьев тут не найти, камня тоже треба немало. В общем вот.
Он оглядел притихших соседей и, осмелев, продолжил:
— И таких у нас с десяток семей есть. А так усё е, Авдотья вон травками лечит, Вано зубы драть могёт, Тамара образование на себя взяла, детишек нашенских обучает. Ещё, может, топлива на зиму бы. Так-то мы ветками опосля обрезки что остаются, топимся, но мало их. Да и прогорают быстро. Хорошо хоть холодных зим давно не було. Вот. Не извольте гневаться, ваше благородие!
Мужик согнул спину в поклоне, а я повернулся к старосте. Тот, увидев вопрос в моих глазах, тут же тоже поклонился и забубнил:
— Врёт он всё, господин! Всего у нас в достатке. А дома? Так живут же, подумаешь, пятнадцать человек на дом! Старшой его и наследует, уже под ним жить будут. Всегда так было. Ишь, что удумал! Старшим отдельный дом возводить, как есть бред и крамола!
Народ опять зашушукался, а я спустился на ступеньку.
— Подойди! — сказал я здоровяку. И, усилив голос, продолжил: — тебя как звать? Чем на жизнь зарабатываешь? Я после травмы много из памяти потерял, потому у всех заранее прошу прощения.
— Иван я, — несмело подошёл здоровяк, снова кланяясь. — Кузнецом я при вас, борону сковать там, тяпку, топор. По работе железа не хватает, но выкручиваюсь пока. Простите за то, что я так вам высказал, но вы же сами просили сказать!
Он снова согнулся в поклоне, уставившись взглядом в пыльную землю. И замер.
— Поднимись, — тихо сказал я. — Сегодня вечером жду тебя у себя в кабинете. Часиков так в восемь вечера. Если запоздаю, дождаться!
Вроде говорил тихо, но люд услышал. Ко мне в ноги тут же бросилась крохотная женщина, почти Дюймовочка. Обняв мои ступни, она запричитала:
— Не губите, господин! Дурной он у меня, всегда правду-матку в глаза рубит! Я сама с ним разберусь, он и думать забудет, как перечить и крамолу разводить. Единственный кормилец у нас, сын-то ужо своей головой живёт, хоть и с нами, а ещё у нас пять дочек! Не губите, Росомахой умоляю…
— Встань! — тихо, но твёрдо сказал я, как только женщина замолчала, набирая воздуха на следующий круг. — Мне с ним заказ на оружие обсудить надобно! Ничего с твоим благоверным не случится.
Да, соврал. Этот искренний парень был нужен для другого. Он умел быть честным и не прогибаться под общее мнение, что только что подтвердила и его жена. А мне необходимо было узнать, чем привлечь люд в деревню. Как минимум, удержать тех, кто уже есть.
Но, пороть горячку я не буду. Мне только войны с текущим старостой не хватало. Я не знал, как к нему относятся деревенские, какая у него поддержка. Нет, я легко вырезал бы здесь всех, даже если вооружить их топорами и вилами. Вот только это было не то, что мне нужно. Мне необходимо их же процветание! Так что побуду дипломатом, совру, где надо.
— Я услышал вас, друзья! — громко сказал я, едва женщина отцепилась. — Будем обсуждать и думать. До встреч!
На этот раз я принял, чисто символически, помощь своего управляющего и сел на кресло двуколки. Ленивая лошадка, казалась, даже не пошевелилась ни разу за всё время разговоров с деревенскими. Разве что хвостом махала, как пропеллером, отгоняя мошек. После короткого окрика извозчика мы тронулись. А я посмотрел на Антона Антоновича.
— Скажи мне, какая власть у головы деревни? Как много людей его поддерживает? Много ли ворует?
— Ежели по процентам, то немного, человек пятнадцать поддержки у него. Остальные его просто терпят, как неизбежное зло. Вот только эти немногие — сильны. И физически, и финансово. Он их подкармливает, лояльность поддерживает и свою власть. А, поскольку должность выборная, он из года в год остаётся старшим. Ворует? Конечно. Но умеренно. По моим прикидкам процентов двадцать себе в карман кладёт. А из него ужо и подпевал своих кормит. Так что ничего критичного.
— Пятьсот монет в год — не критично? — искренне удивился я. — Это же огромная сумма!
— Для них, конечно, это огромные деньги, — не стал спорить управляющий. — Для нас — действительно не критично. Ну, раньше було, пока батюшка ваш жив был. Сейчас, так-то, мы каждую копейку считаем.
— А ты лично много воруешь? — внезапно спросил я, внимательно наблюдая за реакцией.
Но, к моему огромному удивлению, мой собеседник остался спокоен, у него даже пульс ни на грамм не повысился.
— А зачем? — равнодушно ответил он. — Нарваться на божественное проклятье? Я как-бы клятву роду принёс. С подобным не шутят, тем более, Росомаха услышал мою клятву и закрепил.
Он протянул мне серебряную печатку с изображением того самого странного зверька, что меня сюда отправил. Сквозь неё было видно палец, хотя материал явно был металлом. Я взглянул на свою. Моя печатка была чуть больше, слегка темнее. Металл был тоже белым, но, явно другим. И с тем же изображением, только там были ещё символы. Впрочем, изучать мне это не хотелось. Во всяком случае, прямо сейчас.
В это время мы выехали на дорогу. Буквально через пять минут я попросил остановить карету. Отсюда было ближе всего до бывшей нашей изнанки. Да и сумка с вещами была прикопана рядом, меньше, чем в километре.
— Здесь я сойду, — ответил я на немой вопрос в глазах моего спутника. — У меня на сегодня ещё пара дел. К вечеру буду, передай всем заинтересованным, чтобы не теряли. До вечера! Буду рад, если ты поприсутствуешь на моих переговорах с кузнецом. Твой совет будет не лишним, как
