Карантин - Влада Ольховская
– Но вы этого не сделали.
– Вторым способом было дать тебе то, что ты хочешь. Мне не следовало бы… Я не знаю, почему сделал. Старый стал, сентиментальный!
– Но это же мои пальцы… Что вы мне дали?
– Я использовал твои мягкие ткани, ну и ногти заодно, – пояснил хирург. – Под ними – металлические протезы. Мы не меняем на протез больше, чем нужно! Поэтому в больнице есть любое оборудование.
– Вам не могли его дать просто так…
– Я ничего не крал, если тебе интересно, идти за тебя под трибунал я не собираюсь! Все оформлено официально. Я указал, что произошел несчастный случай на индивидуальной тренировке, которую ты, дуреха, устроила по собственному желанию. Такое не поощряется, но и не запрещено.
– Спасибо…
– В жопу себе засунь свое «спасибо»! – посоветовал хирург. – Хочешь отблагодарить меня? Жизнью своей докажи, что я сделал правильный выбор!
С тех пор она доказывала. Из больницы Нико выписалась уже на следующий день. Еще через сутки отец велел ей вернуться к тренировкам, потому что нечего отлеживаться, отрастет огромная задница, никакой воительницы из Нико не получится!
По жребию Нико выпало драться с Лариком. Отец, который прекрасно знал про их отношения, хотя делал вид, что не знает, впервые дал слабину, предложил заменить одного брата на другого. Они оба понимали, что Рич ее пощадит. Нико смиренно отказалась, заявив отцу, что она не хочет понижать планку. Он был горд ею… Но недолго.
В тот день драка шла совсем не так, как раньше. Нико обрела силу, о которой мечтала, металл усиливал ее удары и позволял получать максимальный результат, который способна была дать эта техника. Нико не просто победила, она – случайно, конечно же! – перебила Ларику какой-то нерв так, что он на неделю загремел в больницу, а вышел оттуда уже с ограниченной способностью к управлению собственным нейромодулем. Жить он продолжил, а вот о карьере оператора можно было забыть.
Орали на нее тогда всей семьей. Ларик выражения вообще не подбирал, но все его пламенные речи сводились в основном к пожеланиям сдохнуть. Рич заявлял, что ей вообще не следовало лезть в военное дело – как будто ее кто-то хоть раз спросил! Папа повторял, что она их всех подвела. Мама плакала и кричала, что Нико – девочка, она не имела права так поступать!
Выяснение отношений закончилось тем, что Нико все-таки провела образцовый удар в челюсть, но не братьям, как обычно, а отцу. Этого хватило, чтобы он перелетел через всю комнату, рухнул в угол, да так и остался там, отплевываясь зубами. Протезы работали безупречно.
Наступившую тишину нарушил голос Нико:
– Тому, кто придет за мной, я сломаю хребет так, что никакие импланты потом не помогут. Несмотря на то, что я девочка и из вашей семьи. Прощайте.
Она ушла, а они ей позволили. Жалобу подавать не стали – может, братья и хотели, да отец запретил, тут он остался верен себе. Но извиняться перед ней никто не собирался. Пару раз на связь выходила мать – только звонила, хотя идти было недалеко. Боялась, видимо…
Нико и сама не знала, какого исхода этой ситуации она хотела. Часть ее была рада тому, что удалось наконец-то отомстить. Часть надеялась, что за ней все-таки придут – не для новой драки, разумеется, а чтобы попросить прощения. Ее позовут обратно, скажут, что она молодец, оценят ее жертву! Но они так и не пришли, а она продолжила двигаться по жизни дальше, уже одна.
Она хотела бы сказать, что освободилась, но врать Нико не любила даже себе. Она порвала связь с прошлым, а свободной так и не стала. Каждый раз при звуке будильника голос отца гремел у нее в голове. Перед глазами порой мелькала кровь – ее собственная, лужами собиравшаяся на полу. Она терпеть не могла ощущение ледяной воды на коже, поэтому заставляла себя каждое утро принимать холодный душ. Она сбежала от людей и из места, а от памяти сбежать не смогла, память вгрызлась в нее, как паразит, и отказывалась отпускать.
Это не помешало Нико жить дальше. Она окончила академию и стала оператором. Она не рвалась в ряды лучших, но оказалась там после первых же боевых операций. Объяснялось это просто: она представляла на месте любого врага братьев, и всё, страх сразу сменялся гневом, слабость отступала, мышцы наливались силой, мозг работал предельно четко.
Нико искала радость во всем, что составляло ее дни. В победах, похвалах, наградах. В возможности проводить свободное время как угодно. В новых вещах, которые она могла позволить себе по первому желанию. Только вот ничего не помогало, ей было не нужно то, что становилось главными целями для других. С тех пор, как она ушла из дома, ее не покидала глухая, необъяснимая тоска. Из зеркала смотрела маленькая черноволосая девочка, залитая кровью, она все ждала чего-то, и Нико бы с готовностью отдала ей что угодно… Но она не знала, что именно.
Императрица спасла ее. Не хотела, просто выбирала потенциальных Мастеров Контроля в свою свиту, только этим и интересовалась. Но все равно спасла, потому что она придала жизни Нико хоть какой-то смысл. Она выбрала Нико из десятков, сотен желающих, впервые подняла над толпой… И обозначила, что именно дочь способна осуществить мечту Крезоса Тулиади. Интересно, знает ли отец об этом? Гордится ли?
Может, пока нет, ведь она еще не стала Мастером. Но она делала все, чтобы это случилось. Нико оставалась одной из лучших студентов Объекта-21, ей казалось, что ее назначение Мастером – просто вопрос времени. А теперь случилось вот это… Катастрофа, и вместе с тем лишь новое испытание, которое она должна выдержать.
Поэтому ее не особо волновало то, что там Леони болтала о силе, слабости и ценности семьи. Жалеть беженцев и оправдывать то, что они удрали и доставляют новые проблемы, Нико не собиралась. Она прошла через многие кошмары и выдержала это, с чего ей жалеть тех, кто не смог?
Впрочем, болтовня Леони ее не раздражала. Иногда даже наоборот… Как будто успокаивала. Нико никому не рассказывала об этом, но ей нравилось думать, что Леони – это она сама… Та, кем Нико смогла бы стать, если бы ее обучение не началось с избиения каждое утро. Легкая, жизнерадостная, веселая… добрая. Леони была доброй. Сама Нико такой уже не стала бы, из нее доброту выколотили, срезали вместе с пальцами, но она порой посматривала на Леони, прислушивалась к ней, отделяя правильное от неправильного.
– Тут
