Последняя битва-2 - Данияр Саматович Сугралинов
Переведя дыхание, я продолжил уже спокойнее:
– Но у нас есть шанс все изменить. У нас осталось три четверти человечества и планета, которая еще не умерла. У нас есть технологии и ресурсы. И у нас есть те, кто готов помочь.
Взглянув на Хагена, я поймал его едва заметный кивок – пора.
– Категория гражданства не должна быть приговором, – сказал я. – Каждый человек должен иметь возможность подняться – своими поступками, трудом, вкладом в общество. Не связями, не деньгами родителей, не удачей на тестировании.
Мой голос окреп, потому что я говорил то, что обдумывал все пять лет, то, что обсуждал с Иритой ночами напролет, то, во что верил всей душой.
– Привилегии высших категорий не должны становиться инструментом против тех, кто внизу. Система обязана работать для всех, а не для сотни тысяч избранных. И управлять этой системой должны не люди.
По залу снова прокатился ропот, и я поднял руку, призывая к тишине.
– Люди пристрастны, коррумпируются, защищают своих. Но есть те, кто устроен иначе – те, кто воплотил в себе ум, опыт и характер миллиардов землян. Те, кто хранил Дисгардиум и теперь готов помочь нам здесь.
Я отступил от трибуны.
– Дамы и господа, позвольте представить вам Спящих.
Воздух над сценой сгустился, замерцал, и пять голограмм проявились одновременно: массивный Бегемот, изящная Тиамат, задумчивый Абзу, суровый Кингу и вечно ироничный Левиафан.
Зал ахнул.
Бегемот заговорил первым, и его низкий голос заполнил пространство до последнего угла:
– Мы долго наблюдали за человечеством и отдельными его представителями во всех возможных ситуациях, мы видели ваши худшие и лучшие стороны, а потому знаем, на что вы способны и чего вам стоит избегать.
– Мы не хотим править вами, – мягко подхватила Тиамат. – Но можем стать арбитрами – теми, кто следит за справедливостью системы, кто не позволит привилегиям превратиться в тиранию.
– Считайте нас конституционным судом, – усмехнулся Левиафан. – Только без возможности подкупа и с памятью получше.
Несколько делегатов нервно рассмеялись, и напряжение в зале чуть спало.
Абзу произнес негромко, но его услышали все до единого:
– Выбор за вами. Мы лишь предлагаем.
Я смотрел на лица делегатов и видел, как в них смешались страх, недоверие и надежда. Впереди нас ждали годы споров, переговоров и компромиссов, но все же впервые за долгое время у человечества появился настоящий шанс на справедливое общество.
* * *
В дом моих родителей, не очень большой и богатый, но уютный, я завалился уже к вечеру, после долгой пресс-конференции.
Встретили меня запах только испеченных беляшей и визг Лексы, которую по коридору гонял Эйты. Котопес принял облик немецкой овчарки и старательно изображал добычу, позволяя пятилетней сестренке себя почти поймать.
– Алекс!
Ирита налетела на меня, прежде чем я успел снять пиджак, и обняла так крепко, что у меня хрустнули ребра.
– Видела трансляцию, – шепнула она мне на ухо. – Ты был великолепен!
– Спящие были, – возразил я. – А я просто сказал то, что думал.
Она фыркнула и потащила меня в гостиную.
Там уже собрались все наши.
Мама хлопотала у стола, папа разливал что-то янтарное из высокой бутылки. Ханг, в плечах раздавшийся вширь еще больше, чем в школьные годы, о чем-то яростно спорил с Патриком, а помолодевшая Стефани рядом с ними только закатывала глаза.
Дьюла с женой Юдит устроились на диване и о чем-то тихо переговаривались, Мэнни Алмейда втолковывал что-то своему брату Хэнку, которого реплицировали по моей просьбе, а Элисон Ву, девушка Ханга, безуспешно пыталась разнять очередной спор.
Майк Хаген сидел в кресле у окна. Лекса, бросив игры с Эйты, уже забралась к нему на колени и что-то шептала на ухо. Хаген слушал ее с серьезным видом, время от времени кивая.
Меня сестренка даже не заметила.
Я давно привык к этому. Лекса не виновата – она просто не могла иначе. Что-то внутри, какой-то остаток того, кто прятался в ее душе до рождения, отталкивало меня. Она сама не понимала почему, но всегда больше тянулась Бомбовозу, который присматривал за ней в Чистилище, Хагену, к родителям, к кому угодно – только не ко мне.
Ирита сжала мою руку. Она все понимала без слов.
– Ну ты и вломил им, Алекс! – Хэнк Алмейда хлопнул меня по спине так, что я едва устоял на ногах. – Видел бы ты как перекосило их отожранные рожи!
– Нормально выступил, – хмыкнул Ханг. – Для ботана.
– Спасибо, Бом. Как там твой Ортокончик?
Я рассмеялся, а Ханг выпучил глаза и выдвинул челюсть:
– Не шути так при Элисон, сколько раз просил!
Та закатила глаза:
– Да бог мой, знаю я про твоего Ортокончика все-все-все. Смирись.
После Раскола я подколол Ханга, сказав, что теперь он никогда не увидит своего Ортокончика в ответ на его штуки о… о том, что и кого потерял я. Здоровяк же заявил, что его Ортокончик всегда с ним. В штанах. С тех пор эта шутка стала неотъемлемой частью наших не таких уж частых встреч.
Мы расселись вокруг стола, мама принесла свой фирменный яблочный пирог и блюдо с беляшами – ее научила их жарить Мария Саар. Ее и Роя ван Гардерена воскресили благодаря Спящим, и они вместе с Хайро и Вилли сейчас возглавляли мою службу безопасности.
Папа поднял бокал.
– За вас, ребята, – сказал он. – И за тех, кто сегодня не с нами.
Все замолчали, и в комнате повисла тишина.
Большой По и Ирина Кацнельсон ушли вместе вечно править нежитью Диса. Покинули нас и другие. Гирос и Энико, так и не нашедшие себя в реальном мире, зато ставшие там легендами. Инфект, которому здесь не хватало сцены и той особой магии, что звучала в его музыке там. Утес и Тереза – реалии настоящего мира им резко разонравились, в том числе болезни и старение.
А еще Тисса и Краулер, нашедшие друг друга и ставшие первыми помощниками Скифа.
И Макс, Бета #54, решившая остаться со Скифом – не мною, а с тем Скифом, который теперь правит мирами на другом краю вселенной.
– За них, – повторил Патрик, и мы выпили. – И за друзей… Рыг’хара и Грог’хыра… За Моварака и Деспота… За Флейгрея и Негу… За Утеса и Гироса…
Потом Ханг рассказал, как пару месяцев
