Тени двойного солнца - А. Л. Легат
Невольники переглянулись, вполголоса задавали вопросы друг другу. Но часть меня явно признала. Гордецы, что попусту тратили силы, которые пригодятся им в забое, как один скрестили руки на груди.
– Но чего вы точно не слышали, так это как со мной расплатились за службу. – Я примолк, обведя их долгим взглядом. – Какой-то высокородный сукин сын объявился на пороге и потребовал мою награду. Грозил повешеньем.
Брегель ахнул, я даже не посмотрел в его сторону.
– Я переплыл море, чтобы заслужить добрую славу. Два года корпел в походе, рисковал своей шкурой, чтобы получить клочок земли. Трижды чуть не погиб за возможность выбирать свою жизнь.
Юноша в переднем ряду усмехнулся и опустил голову.
– Мы для них – просто дерьмо на подошве. – Я указал кивком на Брегеля и парочку гвардейцев. – Я добился своего иным путем. – Краем глаза я заметил, как Рут покачал головой. – И теперь хочу, чтобы в этом краю люди вроде нас – старательные люди! – получали то, что причитается. И это не гребаная петля!
Я обвел каменоломню ладонью, разделив на две половины.
– И уж тем более не гнить здесь до самой смерти.
Суровые взгляды едва потеплели. Шепотки слышались все чаще.
На скамьях собрался хороший улов: тощие и сухие, выносливые ребята; коренастые, с тяжелыми кулаками; несколько поджарых, бойких, явно затосковавших по хорошей драке. И даже парочка местных, готовых к любому холоду и лишениям, ходят себе без рубахи и знать не знают, что так можно лишь в середине лета.
Один невольник, все это время молча стоявший за скамьями, будто на дозоре, прошел сквозь ряды. Старые шрамы расчертили его лицо и шею, спускались к рукам. Никто его не одернул, когда тот встал перед нами.
– А чего от нас надыть?
Хороший? Отличный улов.
– Убивать, кого я скажу. И защищать. Ухаживать за оружием, следовать за мной на время похода. И никогда, никогда мне не лгать.
Шепот. Встревоженные, жадные, полные надежд взгляды.
– И чего будет, коли кто ослушается?
Старшего выбрали по уму.
– Я прошу от вас честности, то же вы получите от меня. – Мой палец указал в сторону штандарта Восходов. – Вы для них – дерьмо. Не люди и не солдаты. В лучшем случае вас ждут плети. В худшем – петля.
У двоицы возле передней скамьи сделался слишком хитрый вид. Они пошептались. Я выделил их взглядом и произнес:
– А если что случится со мной – вздернут всех без разбора. Перебьют, как собак.
Зашептались теперь почти все. Правда никому не по нутру.
– Такова правда, – повысил я голос. – Соглашаться или нет – ваш выбор. Я вернусь к полудню. Подумайте хорошенько.
И я оставил их в споре. Голоса становились громче. Никто не осмелился задать хоть еще один вопрос.
* * *
– Но, сир, позвольте, – сержант Брегель зачем-то спешил за мной на своих двоих, и кобыла понуро шла следом. – Разве же в уставе дозволяется…
Я отточенным движением вытащил свиток из чехла, будто меч из ножен. Сержант примолк, шуршала бумага. Жанетта истязала меня указами больше полугода, а до того истощенный чтением Эдельберт вынуждал меня знаться с приказами из Оксола. Клерки пытали людей без железа.
– На время похода первичным к исполнению является приказ, отпущенный управителем Восхода. – Я и сам ощутил постыдное наслаждение, зачитывая указы Брегелю. – В данном случае приказ Энима Годари, который я и держу у себя в руках.
– Н-но…
Свиток шуршал, пока не показал мне нужную сторону дела.
– …Лицо, далее именуемое ставленником, обязуется… – Я пропустил три утомительных строки. – А также в рамках созыва и возмещения потерь… уполномочен брать на службу… – Я пропустил долгое перечисление всех званий в войске. – …в требуемом количестве и качестве.
Сержант вытянул шею, стараясь разглядеть приказ. Я постучал двумя пальцами по третьему пункту. Челюсть сержанта отвисла. Он так долго молчал, что я уж подумал, не полить ли его из фляги. Слышал я про людей, засыпающих на ходу.
– Ох… Ой-ей… – заключил он.
– Впредь не задавайте мне подобных вопросов, – я посмотрел ему в глаза, – пока не изучите приказ и устав до последнего пункта.
Брегель низко поклонился, пробормотал какие-то извинения и наконец-то залез на кобылу.
Не успели мы вернуться к развилке, ведущей в город, место сержанта занял Рут.
– Приятель, скажи, что я ослышался, – начал он тихо.
Врата каменоломни мельчали по правую руку.
– …ты что, набрал сраных головорезов?
– Если они согласятся, то да. Набрал. – Я посмотрел на Рута. Нет, ему стоило оставаться в городе и пить. – Во время второго похода я имел дело с наемниками. Не думаю, что эти ребята способны меня удивить.
Каменоломни скрылись за пологим холмом. Рут припомнил все:
– Ты уж меня поправь, коли я чего напутал. Мы идем на болота с бездельником, не державшим щита в руке, с маменькиным сынком, – он загибал пальцы, – с кровожадным ублюдком и насильником, толпой сытых гвардейцев и худшим сержантом, какового я видал. – Рут обернулся, если кто и услышал нас, то виду не подал.
Я уклончиво кивнул. Рут всплеснул руками, опасно покачнувшись в седле:
– Прибавить туда невольников, избежавших петли, – лучше ты придумать не мог…
Зная Восходы, петли не избежал никто, кому оная причиталась. С другой стороны, кому-то явно вместо плетей достались каменоломни. Я поправил плащ у горла.
– Знавал я одного каторжника в Криге, по нему виселица плачет по сей день. И все же я не встречал человека надежнее.
Он хмыкнул и потянулся к фляге, сделал пару глотков и поморщился:
– Что, разбавлено?
Рут сплюнул. Судя по цвету, то была совсем не сливянка.
– Нам не хватает только сраного богослова, – сплюнул он еще раз.
Я хотел похлопать его по плечу, да при езде верхом так не извернешься.
– Боги услышали твою просьбу! – я изобразил фанатика Эйва. – Именно за ним мы и едем в Горн.
Приятель поперхнулся, постучал себя по груди кулаком.
– Ты шутишь, да? – прохрипел он.
Я оскалился и пришпорил коня – вечер не собирался никого ждать и уже замаячил красной полосой в небе. Рут крикнул вослед:
– Хер с небес и сучья лапа, это худшая шутка, которую я слыхал!
XXVI. Одни херовы чудеса
Лэйн Тахари, казармы Восходов в Волоке
Добавь два дела в свои планы на день, и не заметишь, как он пролетит. В церкви отбили полдень, а я уже утомился в седле. Войско ширилось, указы подсыхали на бумаге – начало порядку положено.
Волок нянчил нас второй день. Скоро мы распрощаемся с мягкой постелью и мыльнями и снова двинемся в
