Варяг III - Иван Ладыгин

Началось голосование. Это был медленный, торжественный, почти священный процесс. Люди, один за другим, подходили к двум большим плетеным корзинам, поставленным перед Берром и мной, и бросали в них камни. Маленький, гладкий, подобранный в ручье камушек — голос за меня, за новое, за неизвестное будущее. Грубый, необработанный кругляш — голос за Берра, за стабильность, за богатство, за известное прошлое. Я стоял, стараясь не показывать волнения, и наблюдал.

Подходили бонды, приведенные Эйвиндом — их гладкие камушки доброй музыкой падали в мою корзину. Шли ремесленники во главе с Торгримом — их выбор был очевиден. Проходили воины Лейфа и Асгейра, бросая свои камни с твердыми, решительными лицами. Но и к корзине Берра шел нескончаемый поток грубой гальки — его торговые партнеры, зависимые от него арендаторы, те, кого он купил или запугал своими дружинниками.

Корзины наполнялись почти равномерно. Напряжение росло, становясь почти осязаемым. Подсчет голосов был долгим, публичным и прозрачным. Старейшины и жрецы пересчитывали камни, откладывая их в отдельные, растущие кучки. Шепот пробегал по толпе.

Наконец, годи поднялся, ударил посохом о камень, и наступила мертвая тишина.

— По воле свободного народа, по соизволению богов… Рюрик набирает большинство голосов!

По толпе пронесся гул. Крики одобрения, радостные возгласы моих сторонников смешались с возгласами недовольства, с ропотом тех, кто ставил на Берра. Я позволил себе выдохнуть, почувствовав, как дрожь в коленях сменяется приливом странной, оглушающей радости. Моя стратегия сработала. Подготовка, агитация, личные связи — все это дало свой результат. Я был всего в шаге от формальной власти.

Но Берр не собирался сдаваться. Его лицо, еще секунду назад сияющее уверенностью, превратилось в багровую, перекошенную яростью маску. Он резко, грубо оттолкнул стоящего рядом старейшину и шагнул вперед.

— Я не признаю это голосование! — гаркнул он. — Голоса за Рюрика куплены ложью, посулами и страхом! Есть только один суд, который я признаю! Самый древний! Самый честный! Суд богов! Суд железа и крови! Я требую хольмганг! Поединок насмерть!

Толпа затихла, а потом взорвалась — одни возмущенными криками, другие — ликующими. Хольмганг! Поединок насмерть за право власти. Самый простой, самый жестокий и, по мнению многих, самый справедливый способ разрешения любого спора.

— Ты теперь ярл, Рюрик! — крикнул мне Эйвинд, пробиваясь ко мне сквозь толпу. — По закону, ты можешь отказаться! Это твое право! Тебе не нужно доказывать ничего этому жирному торгашу!

Я понимал это. Разумом понимал. Но я также видел глаза людей. Тех, кто только что отдал за меня свой голос. Я видел в них сомнение, ожидание, вопрос. Они ждали моего решения. Даже те, кто голосовал за меня, на каком-то глубинном, животном уровне хотели увидеть, достоин ли я. Способен ли я не только считать запасы и строить планы, но и взять в руки топор и отстоять свое право в кровавой сече.

Меня снова била лихорадка. Озноб пробирал до костей. Рана в ноге пульсировала, словно второе сердце. Но я сделал шаг вперед, навстречу Берру.

— Я принимаю твой вызов, Берр. Пусть боги решают, кому править Буяном. Пусть мое право будет выковано в стали, а не в речных камнях.

Берр ухмыльнулся, его жирное, потное лицо исказилось в злобной, торжествующей гримасе. Он добился своего.

— Честно и правильно! Боги любят смелых! — провозгласил он. — Но я, как ты видишь, уже не молод, и мои кости стары для таких игр. Я выставляю вместо себя своего поединщика! Самого достойного!

Он отступил в сторону, и из толпы его людей, раздвигая воинов, как тростник, вышел… гигант. Настоящий горный тролль из саг. Ростом под два метра, плечи — как у быка, лысый череп блестел на солнце, а из-под мощной челюсти росла огромная, густая, спутанная в колтуны борода. Его тело было покрыто буграми мышц, а в маленьких, свиных, тупых глазках светилась первобытная жестокость. Он был вооружен огромным, тяжелым боевым топором, который он держал одной рукой, как тростинку. Увидев меня, он мерзко, по-хамски ухмыльнулся, обнажив кривые, желтые зубы.

Лейф, стоявший за моей спиной, наклонился ко мне, его голос прозвучал как громовой раскат прямо у уха.

— Рюрик, это Альмод Наковалья. Не знаю, где Берр на него вышел, но это один из самых опасных наемников Севера. Берсерк. Почти животное, чует кровь за версту. Сила — нечеловеческая. Отдай мне его. Ты ранен и нездоров. Это будет честно.

Я покачал головой, не отрывая взгляда от гиганта. Я видел его уверенность, его презрение. Чувствовал исходящую от него волну скрытой мощи.

— Нет, Лейф. Спасибо. Я ценю это. Но я должен сделать это сам.

В голове крутилась одна, простая и жестокая мысль. Если я, больной, раненый, но использующий свой ум и ярость, убью этого монстра, никто и никогда — ни Берр, ни кто другой — не усомнится в моем праве на власть. Мой авторитет будет закален в стали и крови. Если же я погибну… что ж, значит, боги действительно были не на моей стороне. И мне не нужен трон, дарованный ими.

Я чувствовал, как дрожь в теле сменяется холодной, стальной решимостью. Я повернулся к своему немому противнику и к ликующему Берру.

— Готовь своего бойца, — тихо, но так, чтобы слышали в первых рядах, сказал я. — Мы начинаем. Прямо здесь. Прямо сейчас…

Глава 4

Вокруг нас сомкнулся густой и плотный круг. Он дышал азартной злобой и первобытным любопытством. Воздух трещал от напряжения, словно перед грозой. Толпа ревела, и этот рев был живым существом — многоголовой гидрой, жаждущей хлеба и зрелищ.

— Ставлю на Рюрика! Давно хотел посмотреть, на что он способен! — выкрикнул какой-то сморщенный дед.

— Ты-то и ставишь? — буркнул молодой викинг старику. — У тебя портки… И те в долг взяты! Ха-ха!

— Альмод его раздавит! Раскроши кости этому выскочке! — орала какая-то пышная женщина.

— Пусть боги решают! Пусть Один оставит нам лучшего!

Я стоял в центре этого гомона, пытаясь вдохнуть полной грудью, но воздух будто нафаршировали свинцом. Он потяжелел и теперь обжигал легкие раскаленными гирьками. Лихорадка отплясывала сальсу на зубах. Нога кричала от боли, будто в нее вставили зазубренный клинок и забыли его там навеки. Рука опухла и нервно пульсировала, угрожая взорваться. Я чувствовал каждый удар собственного сердца — оно штурмовало кадык…

В десяти шагах от меня на пне восседал мой противник. Чудовище, рожденное в самых мрачных сагах, которые я когда-либо читал