Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский
— А откуда сигнал приходит? — наконец спрашивает он у Карасёва.
— Импульсы… — отвечает урядник. — Трудно их сразу запеленговать, нужно ещё послушать, но, кажись… север-восток-восток. Расстояние вообще не определить, но ежели прикинуть, считать по частоте, то не больше сорока километров, да в сплошном рогозе… Рассеивание сигнал поест.
— Ладно, пиши, — говорит Аким. Он понимает, что диалог нужно продолжить. — У меня есть то, что вы заказывали.
— Угу… — откликается Карасёв, и рация пищит: передача прошла.
И снова тянутся минуты. Тянутся и тянутся. Там, где-то за десятки километров от их лодки, за передатчиком, кто-то либо сильно сомневается в его словах, либо решает, как устроить встречу, но так, чтобы себя не обнаружить. Проходит одиннадцать долгих минут, от которых у Саблина испарина на лбу. И наконец приходит ответ, рация реагирует на приём:
«Координаты нашей прошлой встречи. Идите туда. Будьте осторожны».
Это ощущение называется «Камень с плеч». Он отваливается от рации. Хватает свой планшет. Метрах в двадцати снова орёт баклан, он бьётся в рогозе, слышится шум, всплески… Баклан кого-то поймал, или кто-то жрёт баклана, но Аким на это вообще никакого внимания не обращает, он снова заглядывает в планшет. И снова находит на карте ту точку, координаты которой ему передали Пивоваровы. Но… если это не то место, не место последний встречи Савченко и заказчиков… Он даже не будет знать, что делать дальше.
— Аким, так куда едем-то? — интересуется Калмыков.
— Пока держи восток ровно, — отвечает Саблин, не отрывая камер от планшета.
— Значит, как и планировали… на Талую идём?
— Угу… — коротко бросает прапорщик.
Тогда Мирон и говорит ему:
— Слушай, Аким, чего-то я не пойму — так ты, что, никого не знаешь из тех людей, к которым мы едем? А кто же тебе эти контакты дал? — продолжает допытываться радист. — Это тот парень… тот… ну, который в кубрике?.. — Карасёв явно имеет в виду Савченко.
Он снова раздражает Акима; прапорщик вообще не хочет рассказывать обо всём этом. Хотя… Он, конечно, понимает, что всякому нормальному человеку хочется знать, во что он ввязался.
Всякому хочется, но вот Денис почти ничего не спрашивает сверх того, что Саблин ему рассказывает сам. Ну, то Денис… А Карасёву надо сейчас отвечать. И он отвечает:
— Нет, не он… Друзья его.
— А что же они сами не поехали?
— Они не казаки, не болотные… — Саблин осматривает местность. — Они бы тут сгинули. Вот меня и просили.
— А… Ну, ясно, — говорит Карасёв и тут же напоминает: — Эти… ну, с которыми мы связывались… просили, чтобы мы были осторожны.
— Просили, — соглашается Саблин, но не понимает, к чему он клонит.
— Просили острожными быть… Видно, в тайне всё держат… Оно, наверное, так и надо, я про них ничего не знаю… Какие у вас там с ними дела… А только мы туда идём, ну, в ваше тайное место, а сами с собой дрон тащим…
— Точно, забыл про него, — Саблин встаёт и идёт к ящику, где сложены зенитные ракеты. Достаёт одну из них… Совсем небольшой, двадцать пять сантиметров длиной и шесть в поперечнике боеприпас. Но вещица увесистая. У него на дробовике нет подствольного устройства для запуска. Но в ящике есть удобная ракетница. Аким быстро снаряжает оружие.
— Мирон, где он?
— По кругу ходит, сейчас две двести северо-восток от нас. Высота тысяча двести сорок, — откликается радист.
— Принял. — Саблин откидывает прицельную панораму и поднимает ракетницу к плечу. Но цели не находит, её закрывает рогоз. — Денис, стань правым бортом к рогозу и заглуши моторы.
— Есть, — отвечает Калмыков, подводит лодку к стене рогоза поближе и выключает двигатели.
Стало совсем тихо, и Саблин спрашивает:
— Сейчас он где?
— Тысяча восемьсот метров юг. Идёт на запад, — докладывает Мирон, и вдруг говорит: — Слушай, Аким, а может, не нужно его бить?
— Что? — не понимает его прапорщик.
— Армейские обидятся ещё. Нам потом через них возвращаться. А дрон, он вещь дорогая, как бы объясняться не пришлось, — рассуждает Карасёв. — Начнут потом приставать: зачем сбили, что таили? Ещё возместить попросят…
— А чего они за нами следят? — не соглашается с ним Калмыков. — Мы, что, налётчики какие? Они с нами говорили, знают, кто мы! Зачем дроны за нами кидают?
— Так на то тут и заставу разместили, чтобы за обстановкой следить, — поясняет радист. И продолжает: — Не спешите, казаки… Сейчас по радиомаяку до заставы семнадцать километров, она от нас на юго-юго-запад, ещё тринадцать кэмэ пройдём, и дрон сам отвалится.
— А если не отвалится? — интересуется Саблин.
— Тогда это не с заставы запускают, — разумно предполагает Карасёв. — Тогда уже можем его бить с чистым сердцем.
Саблину не очень-то хочется признавать правоту радиста. Но по большому счёту…
— Ладно, — наконец произносит он и разряжает оружие, — Денис, держи на северо-восток.
— Есть держать на северо-восток, — откликается Калмыков, а прапорщик укладывает ракетницу и боеприпас обратно в ящик.
Камень. Саблин уже не помнил специфику болот за Енисеем. Давно тут не был. И вот теперь вспоминал. То и дело лучи носовых прожекторов выхватывали из черноты болота не пучки рогоза или кусты акации, а крупные валуны. Или даже острые куски какой-то горной породы. Определить в темноте, что это за порода, возможности не было, все камни густо зарастали болотной растительностью и покрывались лишайником.
— У нас таких каменюк нету, — замечал Калмыков. — За Обью есть, конечно, но там-то уже горы начинаются.
— А здесь скоро сопки
