Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский
— Главное, чтобы в воде их не было, — резюмировал Саблин.
И с этим были согласны все. Корпус у лодки был отличный, ровный, добротно сваренный, крепкий, но на большой скорости даже и его можно было распороть об острый подводный камень. Так что Денис сам, без приказа, снизил обороты.
И тот десяток с лишним километров, что им нужно было пройти, прежде чем от них отстал дрон, они шли больше часа.
— Всё… Отвалился, — доложил Карасёв. — Обратно полетел. Вокруг никого.
— Значит, с заставы его кидали, — размышляет Калмыков.
— Значит, так, — соглашается радист.
— Правильно, что сбивать его не стали, — продолжает Денис.
«Правильно? А какого хрена им от нас нужно было?».
Аким ничего не стал говорить своим товарищам. Его, если честно, в сон клонило. Спорить или объяснять что-то желания у него не было: отвалился дрон — и хорошо.
— Денис, — говорит он. — Ты как?
— Я в порядке, атаман.
— Тогда держи на восток ровно. Мирон, ты тоже не расслабляйся, следи за округой; я посплю до рассвета, как рассветёт — разбудите. Всё… Повнимательнее будьте, казаки.
* * *Восход. Солнце всё красит в красный и розовый. Даже чёрные деревья, которые иной раз как-то умудряются расти прямо на камнях, и те на рассвете меняли свой мрачный окрас на фиолетовый. Мошки́сразу поубавилось, её уже не нужно смахивать с камер и с фильтров маски каждые несколько минут.
Саблин сменил курс, теперь он вёл лодку ровно на восток, на поднимающееся солнце. Карасёв спит у рации, привалившись к борту. Калмыков предлагал ему лечь в кубрике, но старый радист опять отказался, сказал, что не нужен ему кубрик, что он привык спать в броне. Денис перевёл камеры на Саблина и качнул шлемом: ага, привык он. Калмыков явно посмеивался над урядником, который поначалу готов был спать в кубрике, пока не узнал, что, или кто, там будет с ним рядом. А вот Денис головы Савченко не боялся, поэтому с удовольствием скинул броню и в одной «кольчуге» завалился в кубрике спать, предварительно покурив и настроив под себя кондиционер.
Болото под солнцем оживало. Проходя на тихом ходу мимо россыпи камней, торчащих из воды, Саблин увидал длинную банку, где воды было едва ли полметра. Вода там была чистая, без растительности… И вот вся та отмель, не широкая, просто кишела улитками. Они собирались там размножаться на открытой воде.
«Рогата жаба! Если тут поставить садок с хорошей приманкой… так его потом в лодку не втащить будет… В станице расскажу — не поверит никто! — он начинает прикидывать. — А если руками брать… центнер тут запросто можно собрать. За пару часов. А центнер… это сколько же он будет стоить? — Саблин считает и удивляется: очень неплохие деньги выходят. — Может, как-нибудь наведаться сюда… Далеко, конечно… Места незнакомые… Вряд ли люди в такую-то даль потащатся. А так есть над чем подумать».
Он на всякий случай отмечает то место на карте в планшете.
А солнце поднимается уже над рогозом. Начинает бить в камеры прямыми лучами, приходится уменьшать восприятие, но даже так, чуть привстав с банки и не выпуская руля, он видит вдали на востоке черные сопки, которые торчат над рогозом.
«Где-то здесь и Талая уже должна показаться».
Он ставит моторы на холостой ход, а сам пробирается к банке, на которой размещены рация и РЭБ; там, стараясь не тормошить Карасёва, прапорщик «осматривается». Но сюда радиомаяк от Тридцатой заставы уже не достаёт. И точное местоположение у него определить уже не получается. Только приблизительное, плюс-минус десять километров. Впрочем, и этого ему пока достаточно. Нужно дождаться, пока встанет солнце, и тогда точку нахождения можно будет вычислить точно. Заодно он выяснил, что вокруг никого нет… в том числе и дронов. В общем, пока всё шло нормально. Он успокаивается и снова садится к рулю.
Глава 6
И всё-таки Аким хотел знать, где сейчас он находится. Нашёл ли он устье Талой? Для этого там, где было поменьше травы, Саблин время от времени глушил моторы и смотрел, есть ли течение. И вот во время одной из таких остановок он услышал у себя за спиной сильный всплеск воды. И сразу перевёл панораму задней камеры на дисплей шлема, сам же рукой нащупал двустволку, что лежала на его «колене».
Саблин увидал в десяти метрах за кормой лодки полуметровый косой чёрный шип, на секунду появившийся над водой, а потом ещё один, немаленький такой, всплеск. Прапорщик развернулся назад, увеличил зум камер и разглядел, как по бурой воде расплывается большое радужное пятно.
Налим. Это его шип мелькнул над водой, здесь он лакомился стеклянной рыбой. Саблин оглядывается и видит, как маслянистая гладь воды то в одном месте, то в другом вдруг нарушается… Это стеклянная рыба фильтрует воду у поверхности, кормится жгучей амёбой. А это значит, что другого корма тут у стекляшки нет, всё на дне она уже сожрала. Все съедобные водоросли поела. Следовательно, что её тут очень много. Вот и кормится тут редкий и очень дорогой налим.
«Денису про налима расскажу — обалдеет. Начнёт просить остановиться на денёк-другой».
Саблин знает, что у его товарища в ящике для брони уложены ещё и снасти на налима. Калёные, сверхпрочные крючки и не растворяемая кислотой леса. Специальные рукавицы и ворот с ключом, чтобы вытягивать с глубины мощную рыбину в два центнера весом. Такой ворот крепится на нос лодки, и лодка для ловли налима должна быть немелкой и крепкой. Как раз такая, на которой они сейчас и плыли.
И куры, и свиньи с удовольствием едят налима. Но самое главное — это его потроха. За них медики платят большие деньги, так как из них вырабатывают редкое, удивительное вещество, способствующее быстрой регенерации. Люди уже научились вещество синтезировать в лабораториях, но получаемый продукт не так хорошо работает, а главное — получается намного дороже природного.
Саблин
